Кто они такие - читать онлайн книгу. Автор: Габриэл Краузе cтр.№ 30

Ночь прижимается холодным лбом к моему окну. Я получил письмо от Йинки. Его уже вскрывали и поставили печать ЕВ Исправительная колония для несовершеннолетних, Следственный изолятор, Получено 5 дек. 2006. Только это не письмо, а просто фото нас вдвоем из кабинки. Я невольно улыбаюсь, а затем накатывают чувства, и я откладываю фото.

На следующий день к моей двери подходит дубак и говорит, чтобы я приготовился к свиданию. Это мама и Капо. В комнате для свиданий я не знаю, что сказать, и прошу маму связаться с моим куратором в универе и сказать ей, что случилось. Она оглядывает помещение и говорит, здесь вовсе не плохо, а я говорю, ну, тебе не видно того угла в душевой, где меня могут зарезать, а Капо говорит, спокуха, Снупз, спокуха. Я дико рад видеть его, и от этого еще больше хочу на волю. Вокруг родственники обнимают сыновей, разговаривают полушепотом. Девушки наклоняются над столами и целуют парней. Крепко держатся за руки. Кто-то даже приводит детей.

Когда мама и Капо уходят, вбегают три дубака и хватают одного брателлу и его цыпу, и на пол падает продолговатый предмет, завернутый в целлофан. Наверно, она принесла его в манде и попыталась передать, но спалилась. Ее укладывают на пол, а она орет, как резаная. Чуваку они заламывают руки и уводят. Ебануться. Это место видело все. Любовь, насилие, жертвенность, томление, тоску. Все и ничего. Через несколько дней я отсюда, по-любому, свалю.

Когда меня снова ведут в Уиллесденский мировой суд на слушание, я в каком-то оцепенении, отчуждающем внешний мир, который вроде бы стал ближе. Меня направляют на собеседование по условному освобождению. У инспектора по надзору нет одной руки, и рукав пиджака подколот. Глаза, словно ржавые крюки, и зубы, желтые от чая. Я говорю, что пишу диплом по английскому в университете королевы Мэри, а он мне, и что? У меня два диплома. Возникает мысль дать ему в табло и разнести комнату, но мне надо домой. Суд назначает мне новые условия освобождения, на этот раз без шайбы на ноге. Мне нужно каждую неделю показываться в отделении полиции Паддингтон-грин и выполнить 250 часов общественных работ. Геморрой. По-любому, я свободен. День кажется чужим. Я масло на воде. Нет, я закоченел, и мне нужно оттаять для нормальной жизни.

Иду в родительский дом. Принимаю душ, переодеваюсь. Мать говорит, Габриэл, тебя отчислили из универа, потому что ты не сдал итоговые эссе, а они не знали, где ты.

О черт, я так и знал.

Но я поговорила с твоим куратором, и они сделали для тебя особое исключение, так что ты можешь вернуться на второй курс без доплаты.

Это грандиозно, мама.

Хочешь чего-нибудь поесть?

Не, я пойду по своим делам.

Она смотрит на меня, отводит взгляд. Отец на работе. Она может сказать ему, что я вернулся. Пора повидать ЮК. Обзваниваю ребят. Мэйзи, Готти (Когда тебя выпустили? Давай, выцепи меня в ЮК, братан, как только сможешь), дядю Т, Капо, Пучка. Когда я ухожу, мама говорит, если не можешь быть хорошим, будь хотя бы осторожным. Да, мама. И я иду к дяде Т.

Проходя по балкону четвертого этажа Блейк-корта, я вижу, что отдельные лампы не работают, и те места затенены. Тени. Я вспоминаю резкий свет в отделении полиции. Я вижу тени, и мне нравится проходить через них.

И вот я у дяди Т, и мне уже получше. С возвращением, сынок, я начал готовку, как только услышал, что тебя выпустили. Курево есть у тебя, сынок? Здоров, корешок, говорит его друган, Искра, и мы стучимся кулаками. Из нижней комнаты с музыкальным центром доносятся басы. Квартира живет своей жизнью. Я оттаиваю. Тарелка козленка карри с рисом и бобами, и капустный салат, и жареные бананы. Я подчищаю тарелку, а затем покупаю немного дури.

Потом я иду к Готти, который зависает с Малым перед его домом. Мы обнимаемся, и он говорит, идем, у нас бутылка. Как там? Ничо так, говорю, но на воле лучше. Я пропустил какую жесть? Неа, братан. И то правда, меня не было всего две недели. Готти говорит, жесть была, когда ты стал месить того брателлу в метро, словно заведенный. Я вижу по тебе, ты только из тюряги, такие у тебя глаза, а я говорю, дай-ка я забью косяк. Я отхожу от него и Малого и набираю Йинке и говорю, детка, я так хочу сорвать с тебя трусики и крутануть тебя и засадить, и долбить тебя раком, хочу ебать тебя, пока ты не ослепнешь, и мозг взорвется, и она говорит, ничего себе, я так по тебе соскучилась, Габриэл, я вся мокрая.

Зубастая зима. Кажется, кости у меня в спине вот-вот треснут от напряга – такая холодрыга, как ни одевайся. Слава Богу, есть куртки «Авирекс». Паршивый снежок, периодически тающий, разводит сырость на балконах и лестницах ЮК, замедляя всем спуск. Слишком холодно для движей. Сидим по домам. Как, наверно, и добыча. Только торчкам не сидится. Они выходят в любую погоду, дрожа под безразмерными куртками и пальто. Упертые. В морозном воздухе видно их слабое дыхание, чуть выходящее изо рта. Толкачи подкатывают на великах, сбывают дурь и спешат назад, в тепло.

Новогодняя ночь в меру чумовая, так что я мало что помню. Туса у Яссмины, у нее на хате, в Комплексе. Танцы в гостиной под Мавадо и Вибза Картела, с выключенным светом, а потом все собираются на лестнице и шмалят. Я заблевываю всю лестницу, и дядя Т кричит, давай, сынок, не держи в нутре, и все смеются. Потом я спускаюсь обратно и говорю, порядок, можно бухать дальше, кому налить «Хенни»? Позже я сижу на коленях Яссмины, у нее на кухне, и она говорит, тебе надо быть любовник, не налетчик. Затем я отключаюсь на ее кровати, один, а когда просыпаюсь, вижу остальных в отключке на кровати и полу: Пучка и Айешу, и других.

Мне не надо в универ. Могу делать, что хочу, до сентября. Йинка говорит, ну, теперь хотя бы ты сможешь больше времени проводить со мной, мы сможем по-настоящему начать планировать будущее.

Ты не понимаешь, говорю я. Я намерен делать серьезные движи с Готти, а когда разбогатею, мы с тобой сможем построить любое будущее, какое захотим.

Мне до этого нет дела, я просто хочу, чтобы ты старался больше времени проводить со мной.

Я с тобой уйму времени провожу, только на прошлой неделе я снял нам номер в отеле.

Я не об этом, Габриэл.

Ну, мне надо быть с братвой, на случай, если что-то наметится.

Братва, братва, и она всасывает воздух. Я охуеваю, Габриэл. Нелегко тебя любить. Иногда я думаю, ты больше любишь братву, чем меня.

Не глупи, говорю я. Я люблю тебя больше всех. Но, едва сказав это, я понимаю, что усилие, которого потребовали эти слова, означают, что они не от сердца. Я понимаю, что когда-нибудь мы расстанемся, но не могу заставить себя сказать ей это.

Я перестаю ходить в отделение полиции Паддингтон-грин каждый вечер, отметиться за условное освобождение. Я уже заебался, и они, похоже, тоже, птушта мама не звонит мне сказать, что снова приходили феды. Пока я зависаю у Пучка, ожидая, что Большой Д подкинет нам очередной движ или что-нибудь само нам свалится, в универе начинается новый семестр. Мне звонит Капо и говорит, что ему дают квартиру на двоих с кузеном Бликсом, на Фиш-айленде. Говорит, что я могу приехать и остаться у них, если будет нужно, и Готти тоже, поскольку Капо знает, чем мы занимаемся, и нам может понадобиться где-то залечь после скока или типа того. Больше ни слова, братан, я по-любому загляну в универ, надо вставить паре девочек, и он смеется и говорит, как иначе.