Кто они такие - читать онлайн книгу. Автор: Габриэл Краузе cтр.№ 28

Всегда одно и то же. Четыре стены. Без единой щели. В углу стальной толчок. Сбоку койка, вделанная в бетонный пол. Синий синтетический матрас и такая же подушка. Даже своим телом не нагреешь. Тонкое синее покрывало из синтетики, которое практически нереально порвать, чтобы никто не смог сделать веревку и повеситься. Тебе даже не позволено свести счеты с жизнью. Всегда горит свет. Если получится заснуть, проснувшись, ты можешь подумать, что прошел день, тогда как прошло всего полчаса. Представь. Ты начинаешь ощущать вес каждой минуты. Но когда ты проходил через это раз десять, как я, ты уже все знаешь. Это не будет длиться вечно. На потолке вопрос черными трафаретными буквами: «Ты устал быть уставшим? Тогда попросись на прием к фармацевту». Сверху в углу все записывает камера. Мне бы сейчас не повредил косяк.

Я удивлен, когда за мной приходят и уводят на допрос. Хрень в метро случилась около полудня, а перед допросом один фед говорит, сейчас без пяти шесть, двадцать восьмого ноября, и я понимаю, что пробыл в камере всего несколько часов. Свет в таких местах особенный, во всех полицейских отделениях, он надежней растворяет человека, чем темнота. Он режет мне глаза, когда я оглядываю комнату для допроса – сама эта яркость, беспрерывность, сплошная белизна, устраняющая естественное наличие теней, даже твоей собственной, и возникает ощущение, что тебя лишили некой бессмертной части себя. Допрос длится минут двадцать, после чего меня уводят обратно в камеру.

Позже меня ведут к дежурному. Я измотан ничегонеделанием.

Так. Крауце. Хотите сперва хорошую новость или плохую?

Хорошую, говорю я.

Что ж, хорошая новость в том, что за вас внесли залог за ПТП, говорит он, и я спокойно думаю, что худшее позади, скоро меня выпустят.

Плохая новость такова, что, поскольку выписан ордер на ваш арест, мы намерены задержать вас здесь на ночь, а завтра утром вас направят в Фелтемскую исправительную колонию для несовершеннолетних.

Фелтем. Ебать. А затем я думаю, ну, что ж. Наконец-то. Тюрьма Ее Величества Фелтем. Бандитский город и гладиаторские бои. Все знают, Фелтем – грязное место. Готти рассказывал мне, как братве с ходу резали лица, когда он был в Фелтеме. Помню, он говорил, вскрывали. Сказал, что видел, как один шкет вскрыл лицо другому. Недобрый упоминал что-то об оконных разборках. Таз мне рассказывал о драках в душе, когда ему пришлось проломить башку одному чуваку, птушта иначе это бы сделали с ним. Там не убежишь, не скроешься, ты лицом к лицу с судьбой. Если ты лондонский, проще простого наткнуться там на врагов, смотря каким бандам, из каких районов и с какими паханами ты перешел дорогу. Что ж, теперь я смогу узнать это на личном опыте. Ебать. Знание, добытое на грани выживания. Не сорваться бы за эту грань…

Я прошу сделать звонок. Набираю Йинке и рассказываю, что случилось, а дальше я даже, типа, не помню, что говорил дежурный, не помню, что говорила Йинка, не помню никаких вообще деталей, словно все мои мысли разбежались, вырвались на волю. Завтра меня посадят, и этого я не могу изменить. Момент моей жизни, над которым я не властен.

Утром меня сажают в фургон «Серко». Парилка. Тебя суют в этот стакан, где не встанешь в полный рост, так что остается только сидеть на литой пластиковой скамье. Ноги не вытянуть, руки не вытянуть, двигаться некуда, а окошко так затемнено, что и днем как ночью. Даже словам тесно. Негде говорить об этом.

Фургон едет в Уиллесденский мировой суд, забрать еще нескольких зэков. Мы прибываем в полдень, значит, я провел в этом стакане больше двух часов. Моя хэбэшка прилипла к спине. Меня ведут в ИВС в подвале суда. Приходит кто-то из служащих и объясняет, что меня будут держать под стражей две недели в Фелтеме, а потом доставят назад, в Уиллесденский суд, поскольку меня привлекли за невыполнение общественных работ и нарушение условного осуждения в связи с оскорблением полиции. Две недели. Теперь мне реально хочется в Фелтем, после всех этих поедешь туда, вернешься сюда – это так морочит и выматывает. Лицо высыхает, и в животе урчит, но кормежка в ИВС настолько говенная – не пойми что из микроволновки, словно прилипшее к пластиковой формочке, – что я его даже не ем. По-любому, еда не уберет это ощущение. Я слышу, как кого-то сажают в другие ИВС. Опять жду, потом нас выводят, надев браслеты, и сажают по стаканам в фургоне «Серко». Чуть за полдень. Дорога до Фелтема занимает еще час.

В один момент я в Майл-энде, думаю о лекции, застегивая свой «Авирекс», птушта ветер хочет слизнуть меня, думаю о том, что сказал Ницше, думаю о том, чтобы вставить одной сомалийской лапочке, с которой разговорился на автобусной остановке, думаю о том, чтобы сделать очередной скок с Готти и Большим Д, и о том, что хочу жареной курицы, нет, хочу куриный кебаб с чесноком и соусом чили на мясе, и массой бургерного соуса на картошке. А в следующий момент я заперт в этом стакане и гляжу на свои руки, сжимая кулаки, и думаю, как будет в Фелтеме, не схвачусь ли я там с кем-нибудь в первую же ночь? Как только я вижу, что дело дрянь, нахуй разговоры, я сразу бью в табло, даже если потом огребу. Как сказал Готти, ты должен вырулить это, должен выстроить это дерьмо. А иначе неспособность к насилию доконает тебя.

Все мы, по сути, производные всех прожитых моментов, и иногда мы становимся чем-то таким, о чем не могли и подумать. Когда меня посадят, мне придется свернуть все эти части себя и запрятать их подальше в пещеры бытия. Опять же, люди говорят, что в тебе столько сторон, всех этих граней одной личности: грань, играющая на пианино, грань, которая пишет и хочет писать больше, грань, думающая о древних пришельцах, создавших человеческую расу, грань, которой хочется пырять кого-то, грабить богатых и разбойничать, – и на самом деле все это не разные грани, или стороны, или части. Все это составляющие чего-то единого. Одного целого. Представь, к примеру, гигантскую колонну: тебе ни за что не увидеть всю ее окружность сразу, так что люди видят лишь ту грань, которая у них перед глазами.

Так или иначе, я здесь.

В Фелтеме, тюрьме Ее Величества. Грязно-красный кирпич и зарешеченные окна, которые никогда не откроются. После шмона с раздеванием – брюки снять, трусы снять, нагнуться, яйца подобрать, покашлять – после оформления, после того, как забрали мою одежду и я надел тюремные джинсы и рубашку с коротким рукавом в тонкую продольную сине-белую полоску, а сверху – серый свитер, после всего этого я становлюсь заключенным ТФ6677, и меня направляют в приемный корпус к остальным новоприбывшим – сборищу уставших лиц, наждачной кожи, давящих и подавленных взглядов, застывших чувств, вырванных надежд.

Этот корпус называют Зимородок. Я в отдельной камере, вверх по лестнице от площадки. Всех сажают в отдельные камеры, во избежание любых терок первые несколько суток. Синие металлические двери. Желтые стены. Металлические поручни. Нацарапаны простые слова. На металле. На стенах. Имена, даты, почтовые коды. 3 братва, Здэс бил Кофи Реальный Брутальный ’04, Феды говноеды, Пекхам, ТОЛЬКО СЕМЬЯ говна пирога, Младой ходок гуляет ’03, Братва с моста, ЛКД любовь к деньгам, свободу Элке, N15, SW9 Реальный Ридазин – следы жизней, прожитых в моменты неистовства. Хорошая новость и плохая. Ха. Дежурный реально меня подъебал.