Кто они такие - читать онлайн книгу. Автор: Габриэл Краузе cтр.№ 25

Ничего себе, говорю я, а Готти, не, охуеть ваще.

Готти посматривает в окошко, ожидая звонка Большого Д, и я замечаю, как оторван весь этот момент от обычной жизни, словно для нас больше нет времени, а мимо едут тачки, полные обычных людей с обычными жизнями, не ведающих о том, что мы вот-вот изменим ритм чьего-то бытия. Мы в видеоигре. Ебать, мы в «Крутом угоне». Правды нет. Все дозволено.

Звонит мобила Готти.

Какую? – говорит он и смотрит в окошко.

Я вижу коня Малого через две тачки от нас. Натягиваю перчатки и надеваю на голову клаву.

Вижу ее, вижу, говорит Готти, всматриваясь в боковое окошко, кладет мобилу на панель и говорит Куинси тормозить. Я чувствую, как сердце стучит в животе, а в груди у меня пусто и гулко, чувство почти такое, словно хочется быть где-то не здесь, когда я вижу, как Готти натягивает резиновые перчатки – флоп-флоп – и клаву, и чернота сливается с его глазами, и я натягиваю свою клаву, и он говорит, идем, Снупз, и открывает дверцу, пока тачка притормаживает посреди дороги.

Через дорогу подворотня с высокой каменной аркой – белый камень поблек в сумерках – и туда заходит женщина: полноватая блондинка, длинные волосы, зеленая дутая куртка с меховым воротником – как раз какие носят богачи, словно только из-за города, после охоты на лис или еще какой хрени, – и я выхожу из коня, и дорога с машинами и капельками света размывается вокруг меня, и есть только этот миг. Каждый миг пожирает предыдущий. Каждое рождение – это смерть. Прямо сейчас кто-то рождается, а кто-то умирает. Случка, жизнь и смерть – это все едино, и все так скоротечно, потому что стирается миг за мигом, исчезая без следа.

Луна погружается в облачную трясину, и мы бежим – черная клава обтягивает мне лицо, – бежим через улицу, пока добыча заходит в подворотню. И вот мы в подворотне, и я чую, что готов ограбить саму ночь. Приближаясь, мы замедляемся, крадемся, словно тени, и клава, похоже, слилась с моим лицом, и кажется, я не дышу с тех пор, как начал бежать, и в следующий миг я позади добычи, и время замирает.

Все позади нас исчезает. Я замечаю красную деревянную дверь с латунным номером 35 и окна рядом с дверью, светящиеся оранжевым, таким теплым, сквозь тонкую белую штору, и горшки на подоконнике с розовыми цветами, а зеленая листва кажется синей в тусклом свете, – и все это за долю секунды, пока я не смекаю, что добыча вот-вот войдет к себе в дом. Над дверью включается свет, и все светлеет, и я понимаю, что она сейчас обернется, птушта почует нашу энергию, затемняющую свет, хотя рука ее со связкой ключей поднимается к двери, и я выпрямляюсь – и вот я уже тень, окутавшая ее.

В тот момент, когда я хватаю ее, я чувствую себя бессмертным. Чувствую ее подбородок над своей рукой и понимаю, что все делаю правильно – как показывал Готти, – и закрываю ей рот правой рукой и слышу свои слова, тихо-блядь-и-не-рыпайся, и ее крик замирает в горле, и мне интересно, какое у нее лицо, пока я ее прижимаю к себе, и думаю, только бы не укусила за руку, так что я давлю ей на рот, словно хочу проломить. Готти снимает с нее часы, и я слышу металлический щелчок. Готти – это дух, призрак, его инстинкты берут свое, и руки добычи тянутся к нему, хватая воздух блестящими пальцами и чуть дрожа, и я снова тяну ее на себя и чую, как она тяжело оседает. Готти срывает золотую цепочку с ее шеи и скручивает перстень с камнем с одного пальца, но не может скрутить самый большой – застрял или типа того, – и он смотрит на меня и делает ноги, утекая из этого момента, и реальность снова врывается волной звуков и цветов, и добыча сползает на землю, когда я отпускаю ее. До меня доходит, что я, наверно, схватил ее слишком сильно и усыпил, она реально храпит у себя на пороге, и меня больше не шарашит давление и пульс, и я все четко слышу и вижу, и наклоняюсь над ней и скручиваю сверкающий камень со среднего пальца, но лица ее все равно не вижу, хотя смотрю прямо на него, а потом поворачиваюсь и иду за Готти со двора.

Прямо в подворотню въехала тачка, так что нам с Готти не протиснуться. Сперва я думаю, кто-то паркуется, но вскоре мы понимаем, что этот чувак все видел и решил нас задержать. Ненадолго. Готти прыгает на капот, я за ним, и мы проскакиваем прямо над ветровым стеклом, успев заметить чувака за рулем с мобилой, вероятно, звонящего 999, пробегаем по крыше тачки – я поднимаю взгляд и первый раз за эту ночь вижу звезды, пронзающие чернильно-черное небо, – и спрыгиваем с крыши, и бежим к резвому коню, ждущему нас посреди дороги, на холостых оборотах, открываем дверцы и сигаем внутрь. Конь срывается с места.

Мы стягиваем клавы, и Готти поворачивается ко мне и говорит, ты ебанат, брат, я видел, как ты снял этот перстень, который я не смог стянуть с ее пальца, я тебя люблю за это, а я говорю, как иначе, братан, я не собирался уходить ни с чем, я должен был что-то взять, и он говорит, у тебя бешеное сердце, Снупз, бешеное сердце. Затем звонит мобила, и Готти говорит Большому Д, как мы взяли добычу, и мы возвращаемся.

Мы едем через город, и мир расплывается. Огни города словно россыпь брюликов, сияют и переливаются в окружающих сумерках. Я думаю, чем занята мать в этот момент, чем занят отец. Уже восьмой час вечера, почти восемь, так что они, наверно, садятся есть – может, вареный рис с куриными бедрами в подливе или холодный оливье и красное вино у него и белое у нее, а мой близнец, Дэниел, вероятно, практикуется где-нибудь на скрипке, – я же сделал то, что должен был сделать. Мне хорошо. Реально хорошо. Нет. Мне охуенно. Если нас поймают, каждому впаяют лет по шесть за такую хрень. Что за способ быть живым; риск этого падения. Но я познал все это. Я ощущаю такое спокойствие, что не выразить словами. Так или иначе. Мы встаем на красный свет на Эджвар-роуд, и Куинси говорит, да, ты – крутой чувак. Ты красиво это сделал, что за котел ты отжал? «Карти» из нержавейки в золотой оправе, говорит Готти. Затем говорит, покаж этот перстень, Снупз, и я даю ему перстень, и он говорит, вах, это как минимум три карата, мы срубим за это хороших лавэ. Ты взял добычу, Снупз, говорит он, а я просто сижу сзади и киваю, типа, о чем разговор.

Позже Большой Д отсчитывает нам с Готти три косых – это наша доля за часы «Картье», так что каждому достается полторы штуки, и он говорит, что пойдет завтра с Готти и загонит кольца в Хаттон-гарден. У меня завтра вечером универ. Не волнуйся, братан, говорит Готти, я все решу. По-любому, кольца пока будут у меня, говорит он Большому Д. Больше ни слова, ни слова; завтра мы свяжемся и отдадим одному еврею в Хаттоне, говорит Большой Д. Я говорю ему, хочу снова это сделать, но я хочу разбогатеть, хочу, типа, срубить не меньше тридцати косых за несколько месяцев, и он такой, верь мне, Снупз, будешь с нами, мы сделаем еще немало скоков, и к февралю, через три-четыре месяца, ты наберешь, к чертям, свои тридцать косых. Призрак говорит, ебать-копать, чувак реально в деле.

Я иду на хату к Пучку, беру свой рюкзак с книжками для универа и куртку «Авирекс», и иду с Готти на хату к его маме, в квартал Д. Когда мы идем сквозь томительную темноту парка, я вспоминаю книжку, которую отец когда-то читал нам с братом на польском перед сном, когда мы были мелкими. Это история про этих двух братьев, решивших украсть луну. Люди говорили, что ничего у них не выйдет, но они отказались вести жизнь, полную тяжких трудов и забот, и твердо решили украсть луну и продать ее, чтобы поскорей разбогатеть. Они убежали из дома и пережили уйму приключений, но в итоге поняли, что никогда не смогут украсть луну и что их алчность тщетна и бесплодна, или еще какую-то хрень, так что решили вернуться домой. Но, вернувшись домой, они узнали, что их мать умерла, потому что работала без роздыха и ждала без конца, когда вернутся ее сыновья. Так что под конец все, что им осталось, это похоронить свою мать.