– Какую?
Сесиль не спешит с ответом, она поднимает голову, колеблется…
– Акушерка спросила, хочу ли я узнать пол ребенка, и, не подумав, я ответила «да». Она сказала, что это девочка, и у меня мелькнула мысль, что малышке не повезло родиться при таких обстоятельствах, что она не совершила ничего, чтобы ее жизнь началась так плохо. Еще она спросила, хочу ли я на нее посмотреть; я увидела этот измятый сверток и ничего не почувствовала; она положила ребенка мне на грудь; я увидела головку с темными волосами… Акушерка сказала, что у меня есть время подумать, что я не обязана принимать решение немедленно, что это только начало долгой-долгой жизни… Ребенок лежал на моем измученном теле, глядя на меня удивленными глазами. И вдруг я услышала голос Пьера, он говорил, что я не имею права сдаваться. И я дрогнула. Мой брат и мысли не мог бы допустить, не согласился бы, не потерпел бы ни секунды, чтобы его племянницу бросили неизвестно на кого. Он поднял бы крик, если бы узнал, что я собираюсь это сделать… И я подумала: мне надо заставить себя. Многим женщинам трудно переступить через этот порог, стать матерью, но я помню, что когда увидела взгляд этой акушерки и ее едва заметную улыбку, то поняла: она поймала меня на крючок.
* * *
К концу ноября Леонид уже сносно говорил на иврите; его речь не отличалась разнообразием, он ошибался в синтаксисе, ему не хватало словарного запаса, но все его понимали, тем более что он продолжал упорно заниматься; и стоило один раз исправить его ошибку, он больше никогда ее не повторял. Он читал израильские газеты, чтобы побольше узнать о стране, в которой собирался жить, и, поскольку учитель сказал ему, что это лучший способ выучить язык, каждое утро покупал «Гаарец»
[156], и то, что это была ежедневная газета социалистов, еще больше укрепляло его намерения.
Илья повез его в Тель-Авив на собеседование с работодателем. По дороге Леонид вспомнил о четырехлистном клевере, оставшемся у Игоря, и у него возникло плохое предчувствие.
Собеседование длилось пять минут, рекрутер сразу объявил, что и речи не может быть о том, чтобы взять на работу пилота пятидесяти двух лет, летавшего только на российских самолетах, в то время как компания владеет исключительно американскими.
– Зачем же вы меня вызвали? – рассердился Леонид. – Я так надеялся…
– Я отвечаю за набор летного состава, и мне передали ваше резюме с пометкой «обязательно пригласить».
Леонид был в ярости и не преминул выплеснуть свой гнев на Илью, который терпеливо ждал в холле. Притом выплеснуть чисто по-русски. Илья ждал, пока он успокоится.
– Ты прав, Леня, это моя вина, я хотел оказать тебе услугу и попросил одно важное лицо поддержать твою кандидатуру; я надеялся, что тебе найдется здесь работа, но твой возраст оказался препятствием. Ты мой друг, и я хочу тебе помочь, возможно, я сделаю тебе другое предложение.
Леонид засыпал Илью вопросами, тот сопротивлялся – мол, он пока не может сказать большего, это всего лишь идея, которую надо обмозговать.
– Пожалуйста, Илья, не томи меня.
– Только учти: ты никому об этом не скажешь, даже Игорю, он не должен ничего знать, но не исключено, что может получиться с армией.
– С Израильской армией?
– Да, с ВВС. Их заинтересовало твое резюме. Ты сам-то что об этом думаешь?
– В Советской Армии я летал на всех истребителях, они не найдут пилота лучше меня. Но как же возраст?..
– Они сказали, что их интересует твой опыт.
Спустя две недели Илья сообщил ему, что получен положительный ответ, и Леонид не смог сдержать радостного крика, заставив Илью дважды повторить приятную новость.
– Илья, надеюсь, ты не смеешься надо мной.
– Я повторил лишь то, что сказал капитан: «Мы – страна молодая, нам нужны энергичные люди, нужны их профессиональные знания, плевать на возраст и пол».
Рано утром Леонид забрал клевер и положил его в нагрудный карман рубашки. Илья отвез его на военную базу в Рамат-Давид, в сорока километрах от Хайфы. Прежде чем попасть на базу, они прошли через три КПП.
– Видел, какие у них самолеты?!
– Это новые «Дассо-Супер-Мистэр»
[157], – сказал Леонид, – я не знал, что они у них есть.
Илья не присутствовал на собеседовании, которое проводил на втором подземном этаже армейский капитан ВВС вместе с двумя гражданскими лицами. Капитана интересовало, какое образование получил Леонид перед войной, он задавал вопросы о военно-воздушном училище в Перми, потом о присвоении ему звания младшего лейтенанта в гвардейском истребительном авиационном полку. Леонид понял, что собеседник изучил весь его послужной список, все подробности его биографии до такой степени, что даже поправил Леонида, когда он допустил ошибку.
– Вы говорите, что выполнили во время войны двести пятьдесят восемь боевых вылетов?
– Нет, я ошибся, – признался Леонид, немного подумав. – Их было двести семьдесят восемь. А еще на моем счету восемьдесят один сбитый самолет, из которых пятьдесят пять сбиты лично мною и двадцать шесть – в совместном бою; плюс девяносто шесть танков, сто пятьдесят одно зенитное орудие и семнадцать локомотивов, уничтоженных на земле. Имею двадцать пять орденов и другие боевые награды.
– Вы были самым молодым полковником советских ВВС; чем вы объясните такое быстрое продвижение по службе?
– Все уже забыли, что эта война была настоящей бойней. Я – единственный выживший из ста восьмидесяти младших офицеров нашего курса и из тех пяти процентов советских солдат, которые воевали до окончания войны. В то время получить новое звание не представляло сложности, достаточно было просто выжить.
Наступило молчание. Офицер уткнулся в свои записи.
– Можете рассказать нам о самолетах-истребителях, на которых вы летали?
– Я летал на всех. Начинал со «Штурмовика-2», самого популярного в мире и маневренного, как утюг. Потом была серия «Ильюшиных», «Яков» и первые «МиГи». На большинстве из них я участвовал в заводских испытаниях. Я даже летал на «Як-15», первом реактивном самолете советского производства. Вначале было очень много аварий, но я оказался удачливее моих товарищей – мое катапультируемое кресло всегда срабатывало.
– Почему же вы перешли в «Аэрофлот» и стали гражданским пилотом?
– Я был дважды награжден золотой звездой Героя Советского Союза – высшей русской наградой, но смертность среди нас, летчиков-испытателей, была ужасающей, даже речи не могло быть о том, чтобы начальство позволило мне так рисковать. Почему вы об этом спрашиваете? У вас же есть все мои ответы, черным по белому!