Островитяне - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Десницкий cтр.№ 3

Ладони она себе все-таки расцарапала до бисерной крови, да и бок саднил. И чтобы встать, пришлось опереться правой рукой за вывороченный валун. А левая сама как-то легла в земляную его ложбинку, в эту склизкую, плесневелую землю, где и сколопендру можно было ждать, и гадюку. Но гадов не было. Было что-то маленькое и твердое, прямо в центре ладони, не похожее ни на корень, ни на камень:

— Подожди… тут…

И когда он к ней спустился, на левой ладони лежала находка. Грязь легко отколупывалась с тусклого желтого металла, и через минуту они, балансируя на зыбком склоне, смотрели на кольцо с квадратной печаткой, — а с печатки глядел на них лик девушки, не сточенный веками и не заржавевший от дождей.

Золото ведь не боится ни воды, ни ветра — ому стоит опасаться только человека.

— Вот видишь, как иногда полезно сходить с тропы и падать. — Голос ее звучал задорно и победно.

— У тебя кровь.

— Да ерунда, ничего не сломала, царапины пластырем залепим. Смотри! Очень ведь старое, да?

— Да… кажется, древнее… — Он говорил со своей спутницей неуверенно, он не разбирался в таких вещах.

— Ему век? Или два? Или двадцать? А может быть, оно из тех самых времен, когда, ты говоришь, все пошло не так? Вот с этой римской виллы?

— Я не то имел в виду…

— То, не то… Римское кольцо. Только она нам ничего не скажет. Ни как она попала сюда, ни кто носил кольцо. Судя по размерам, мужское. А это была… это была его Спутница, да? Давай назовем ее так.

Он хотел было сказать, что когда-то она была его самой главной Спутницей, и горько, что пути разошлись, чтобы однажды на три дня пересечься на дальнем Острове посреди моря и неба. И что спутники слишком легко оказываются попутчиками, дороги — бездорожьем, падение — находкой, и что он знает о мире сейчас намного меньше, чем этим утром.

Но ответил только:

— Давай!

Адриатика вечно пахнет ветром и травами, солью и солнцем. И ранней осенью запах ее становится мягче и глуше. Гелиос ^[2] торопится домой испить подогретого вина, и розовоперстая Эос ^[3] подает в старой серебряной чаше, смешав с обильной ночной росой. Борей и Нот ^[4] в эту пору ровесники-дети, они играют в прятки, брызгаясь дождями, а нимфы морские готовы дарить рассеянное тепло тем, кто не был жаден до жара в новоназванный месяц Октавиана ^[5]. И если создали боги край прекрасней Южной Далмации — они сокрыли его от нас на краю круга земель.

Он — римлянин слегка за тридцать с короткой стрижкой, волевыми стальными глазами и шрамом на левом предплечье — опустил правую кисть в осенние воды пролива, и Спутница смотрела теперь на него сквозь чуть уловимую лазурь. Золото ведь не боится ни воды, ни ветра — ему надо опасаться только человека. Но Спутница была с ним, на привычном месте, а он не привык к опаске перед людьми. А значит, и золоту нечего было страшиться.

— Ты так любуешься своим кольцом, Марк, словно в нем сосредоточена вся слава Рима и вся твоя сила.

Никогда нельзя было понять, насмехается над ним этот кучерявый и бородатый грек старше его лет на десять или просто хочет его развлечь, чтобы скоротать время. Впрочем, пустого времени впереди у него много — пусть развлекает.

— Не так уж это и неверно, Филолог. Это кольцо имеют право носить только всадники. Свободнорожденные граждане Города.

— Я видел такие на пальцах у тех, чей отец был рабом. Может, и я когда-нибудь буду носить?

— После указа Тиберия ^[6] не должно такого быть. Хотя чего только не увидишь при этом новом…

— Ты не договорил имени.

— И не договорю.

Вот уже скоро будет два года, как в Риме правит безраздельно Тит Флавий Веспасиан. А значит, на дворе осень того года, который будет потом носить номер семьдесят один с довольно странным добавлением «нашей эры». Но жители этой эры еще не знают, что она назовется нашей и что мы вообще обратим внимание на их незначительные судьбы.

Но мы обратили. А значит, надо вслушаться в их разговор, полный странных имен и лишних на первый взгляд деталей. Но наберемся терпения, чтобы проникнуться духом времени. Дальше будет и про войны, и обязательно про любовь, и будет даже что-то вроде детектива, а потом еще и еще про любовь… Но это дальше. А пока двое разговаривают обо всем подряд в ожидании лодки. Прислушаемся.

Итак, кучерявый собеседник спрашивает:

— А если бы императором в Риме год назад сел не Веспасиан, а этот ваш Вителлий ^[7] — думаешь, богатые отбросы не стали бы покупать себе дорогих побрякушек?

— Если бы Вителлий сел в Риме, — отвечает Марк, — я бы остался на Рейне. Центурионом пятой когорты Четвертого Македонского, ты же знаешь. А где был бы ты, даже не интересно.

— А я бы по-прежнему восславлял мудрость божественного Августа, только Августа под другим именем. А он бы распустил какой-нибудь другой легион, где не спешили восславить его божественность.

— Четвертый Македонский никогда не выступал против Веспасиана. Мы верно служили Риму и бились с батавами ^[8].

— Но недостаточно быстро сменили статуи и принесли жертвы. Кстати, говорят, новоизбранный Четвертый легион стоит где-то здесь неподалеку?

— Говорят.

Ну не объяснять же этому греку, что центурион настоящего Четвертого никогда не будет проситься в это жалкое подобие с лизоблюдским прозвищем «Флавиев»! О боги, «Четвертый Флавиев легион» — как не поглотила земля, как не испепелила молния того ручного воробушка, которого они, верно, сделали своим знаком вместо Орла!

— Нет и никогда не будет ничего выше и лучше Рима, которому я служу, как деды и прадеды до меня. Можно сменить жену, взять приемных детей и даже переменить своего бога, да не навлеку я на себя гнев вышних и нижних. Но невозможно ни на что променять Рим. Тебе этого не понять, грек.