Островитяне - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Десницкий cтр.№ 9

Всякий, кто воевал с батавами в германских лесах, привык следить за малейшим движением сбоку и сзади. И Марк не мог не заметить этого горького вздоха со стороны, где стояло несколько рабов. Длинный и худой мужчина с кудрявой бородой, поседевшей совсем не по возрасту, старательно смотрел себе под ноги. Рабы нынче опять подешевели — добыча в Иудее была богатой.

— Ты всегда будешь желанным гостем в моем доме, Луций!

И вполоборота бросил Юсту:

— Мои рабы, полагаю? Покажи.

И Юст чуть суетливо подвел господина к его выстроившейся собственности и начал с поварихи. По всему было видно, что эта добродушная тетка средних лет, чуть полноватая и веселая, ночует в его комнате. Она родилась в этом поместье, ремесло освоила с юных лет, а теперь поодаль стояли две ее маленькие дочки и помощницы. Звали ее Стряпуха, как нельзя кстати.

Помогать ей должна была молчаливая рабыня-иллирийка по имени Рыбка, купленная на распродаже разорившегося имения в материковой Далмации. Пока в доме не было господина, Стряпуха справлялась одна — по правде сказать, других рабов и вовсе не держали, Юсту во всех смыслах ее хватало. Но как можно было встречать римского всадника без должной подготовки? Пришлось закупаться.

Рядом стоял огромный и неуклюжий Дак — подсобная рабочая сила: дров наколоть, воды натаскать. Он, понятное дело, был из Дакии ^[23], только что приобретен в Эпидавре вместе с двумя другими рабами. Дак был выбран словно бы специально в напоминание Марку о боях на Рейне — пленник, захваченный на войне и едва говорящий на латыни.

Двое других новых рабов были как раз из Иудеи. Скорбный худой садовник, которого назвали Черенком, и молодая девушка с глубоким свежим шрамом на правой щеке (военная добыча часто так выглядит). Волосы у нее были неожиданно светлые для иудейки, а на шее висели бусы из бирюзы — и как только никто не отобрал по дороге! Она должна была убирать в доме, и Юст еще не придумал ей имени. Вроде как подходили Метелка или Чистюля, но имена эти не шли к тонким рукам и лицу, изящному даже со шрамом.

— Как тебя звали в отеческом доме? — спросил Марк. Девушка ему глянулась, и он уже задумался, что взять такую в наложницы было бы неплохо — для тех самых долгих зимних вечеров. Рассказы о битвах, подогретое вино с травами и такая вот девушка. А что, вполне сносно, хоть и не Город.

— Щуламит на языке моей матери, или Эйрена по-гречески, господин. — Она избегала смотреть ему в лицо.

Он усмехнулся. Сразу два имени для такой мелкой, невзрачной девчонки… Что за баловство.

— Юст, почему ее продали как уборщицу? Уверен, за нее бы заплатили дорого содержатели веселых домов.

— Не захотели, Марк, — улыбнулся тот, — что-то там не так. Шрам, наверное. Для простонародья слишком красива, для богатых слегка порченная. И сама, говорят, не хочет, а кому ж это приятно, одним насилием брать? Это не сладко. То есть в походе годится, наверное (он мечтательно улыбнулся), но не в своем же доме.

И тут же поправился:

— Не думай, господин, я не пробовал. Она ведь твоя, я к ней не прикасался. Что она дева, это мне торговец сказал.

Девушка только задышала чуть чаще, а Черенок опять глубоко вздохнул.

— Что так страдаешь, Черенок? — усмехнулся Марк.

— Господин, мое имя Элеазар, сын Йосефа из колена Левия, — ответил он на безупречном греческом, — а греки называли меня Лазарем.

— Черено-ок, — протянул Марк, — ты теперь раб. Учи латинский, Черенок, а то грек у меня уже есть, да и к чему мне тут разглагольствовать по-гречески? Это римская земля. Здесь говорят на латыни.

— Прости, господин, я говорю и на латыни, но не так хорошо, — перешел тот на язык своего господина, — я знал, что ты человек книжный и знаешь греческий, я боялся оскорбить твой слух своими ошибками в римской речи. Еще я говорю на священном нашем наречии и на простом арамейском.

— Ходячая библиотека, — усмехнулся Марк, — но у нас уже есть Филолог. Юст, а почему его не продали в секретари?

— Болтлив и все время вздыхает, — ответил тот, — в саду ему самый раз. Садовую работу знает, я проверял. А грамотных рабов нынче переизбыток, их много там взяли, этих блаблазаров из колена чего-то там такого. И все как один книжники.

— Хорошо, Черенок. А зачем вздыхаешь?

— Я молю нашего Бога даровать тебе, господин, долгие годы жизни, счастья и благополучия и твоему помощнику Юсту вместе с тобой. Ты избавил сестру мою Шуламит от позора.

— Что? — опешил Марк, — она тебе сестра?

— Она тоже из дочерей Авраама, Исаака и Иакова.

— Ваши родословия мне без надобности. Вы из одного дома?

— Из дома Иакова, господин, но я впервые встретил ее на рабском рынке в Эпидавре.

— Ты обязательно расскажешь мне каким-нибудь зимним вечером про своего бога, чем отличается он от наших, и про этих людей, которых называешь своими отцами, — может быть, у вас, иудеев, их и правда по нескольку человек. Говорят, вы поклоняетесь ослиной голове, так что все может быть. Но мне стало любопытно, как попал ты сюда?

— С твоего позволения, господин, буду говорить по-гречески, это… трудная история.

— Используй язык греков, но оставь их вечную болтливость. Будь краток.

Филолог недовольно хмыкнул, конечно.

— Благодарю и постараюсь. Я, мой господин, происхожу из колена Левия (я понимаю, что это тебе не очень важно, но без этих подробностей мой рассказ будет неполон), которое служит в святилище нашего Бога в Иерусалиме. Но Бог наш прогневался…

— Подробности отношений с вашим богом оставь вашим жрецам. Я понял, что ты один из них. Попал в плен при взятии Иерусалима?

— Немного сложнее, мой господин. Боюсь, что те из моих собратьев, которые остались в городе, убиты почти все. Еще перед тем, как воинство Тита Флавия сомкнуло свои ряды перед городскими стенами, я был отправлен из нашего святилища с небольшим поручением…

— Лазутчик? — лениво спросил Марк. Война была окончена, враг пленен, и храбрый вражеский лазутчик, теперь совершенно обезвреженный, не мог считаться его врагом и даже мог вызвать уважение, если проявил доблесть в своем деле.

— О нет, господин. Всего лишь хранитель книг. Только книги. При храме было целое собрание, и я был одним из тех, кто берег и переписывал их.

— Марк, да он один из наших! — радостно вмешался Филолог, — представь себе, среди иудеев тоже есть ценители философии!

— Удачный выбор сделал Юст, сам того не понимая, — согласился Марк, — на досуге устрою между вами состязание. Кто сможет убедительнее изложить основы своего учения? А Луция пригласим судьей. Идет, Луций?

Тот снова вскинул руку в приветствии. Неожиданная для ветерана готовность рассуждать о древних книгах, отметил Марк. Его бойцы таким интересом не страдали. Неужели пряный и пыльный воздух Востока творит с легионерами чудеса? И каким он сам станет через год-другой на этом острове шалфея, соли и меда?