Островитяне - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Десницкий cтр.№ 22

— Прощай, Хасан, — отвечает Хуан и разворачивается. Мальчик молча следует за ним.

— И ничего, никогда, никак вы с этим не сделаете! — Хасан кричит вслед, но у Хуана есть забота посерьезнее, чем спорить с магометанином. И забота эта — мальчик.

Им бы пойти к монастырю, обсохнуть и выпить горячего вина с пряностями (а заодно и составить донесение, которое другой брат отвезет в Рагузу), но брат Хуан сворачивает к старой рыбацкой хижине — сначала надо разобраться. И отчего-то первым заговаривает мальчик.

— Отче, прости… это ведь христианская земля?

Монах поворачивается к нему лицом. Взгляд его стал стальным — не то что в лодке. Но мальчик не замечает перемены.

— Остров находится под покровительством Рагузанской республики. А место, где мы стоим, — земля нашего монастыря, а значит, она принадлежит Святейшему Отцу.

Мальчик размашисто крестится (справа налево!), падает на колени, припадает губами к его руке:

— Благодарю, отче, благослови… и молю тебя, позволь мне остаться при твоем монастыре последним послушником или батраком! Или в деревне, если в монастыре нельзя… только бы подальше от этих!

Монах все так же суров, его не разжалобишь соплями:

— Ты не с Боки. Ты иначе говоришь, чем бокели, ты не знаешь самых простых вещей, и твой жилет… да, тоже не бокельского покроя. И что самое скверное, ты не католик. Ты мне солгал.

— Прости, отче, — мальчик все еще стоит на коленях, — я боялся, что, если скажу правду, ты оставишь меня в агарянской земле, порази их Господь! Ведь я — подданный султана… Потому я и наврал, что венецианец. Я сербин из-под Грахово, боснийского санджака ^[55]. Но я никогда, ни за что не буду жить под властью агарян! Я лучше убью себя.

— Новая история. — Глаза монаха не загорелись и тенью сочувствия. Допустим, мальчик — христианин, хотя бы и сербский схизматик. Это не особенно страшно, в монастыре его сделают католиком. Но что, если он иудей или даже мусульманин? Что, если его отправили следить за самим братом Хуаном?

Есть, есть один признак, по которому сразу распознаешь мусульманина и иудея. И никак не скроешь этого от спутников в дороге, но мальчик за весь день ни разу не помочился, а ведь они с раннего утра вместе, Хуан все видел. И если это небывалая терпеливость, еще полбеды. А если он — слуга сатаны? Дьявол, как известно каждому, не мочится. Согласно некоторым надежным источникам, он, принимая телесный облик, не может обрести ни пупка, ни детородного уда, и даже в случаях с инкубами насылает на нечестивых еретичек морок, а сам не в состоянии удовлетворить их похоти. Именно так описывал это брат Леон из Отдела расследований еретической греховности ^[56] — кому как не ему знать о таких вещах, с его-то опытом!

Брат Хуан трижды творит молитву на отгнание нечистых духов, осеняя себя крестным знамением. Правильным, слева направо. Мальчик благодарно и радостно смотрит на него — он уже поднялся с колен. Что ж, Хуан никогда не считал, будто слово его молитвы движет горами. Он будет действовать напрямую.

— Аминь, — запечатывает он молитву, — а теперь я хочу посмотреть, как ты мочишься.

— Что?! — мальчик изумлен.

— Как ты мочишься. И не говори, что тебе нечем — мы вместе с раннего утра, ты все время у меня на глазах, и ты ни разу с тех пор не отлил.

— Но… я же ничего и не пил… И это, я… я в штаны напустил, дяденька… ну когда с лодки упал, все тогда еще смеялись… стыдно мне при всех, как этот потурченец… вот я и…

— Хватит! — Хуан резко обрывает наглеца. Он еще и шутить вздумал! — Предъяви свой детородный уд!

— Что, дяденька?

— Свой срамной… мужеский… короче, я должен убедиться, что ты не обрезан!

Мальчик вспыхивает и закрывает лицо руками.

— Таково мое повеление. И если ты его не исполнишь — агарянин Хасан еще на этом Острове. Вдвоем со своим арнаутом они будут рады доставить тебя сан-стефанскому кади ^[57], а там пусть слуги султана сами разберутся с его подданными. А не хочешь к кади — спускай штаны. Немедля.

Теперь мальчик не может ослушаться. И он не спорит. Не поднимая горящего лица, дрожащими пальчиками он развязывает — мучительно долго — и спускает штаны. И брат Хуан видит.

Это не демон и не иудей, но дьявол снова жестоко посмеялся над ним. Последний раз он видел это у кузины Кончиты, на заре юности, и много бессонных ночей провел потом в молитве, чтобы никогда не являлось ему это зрелище впредь ни во сне, ни в мечтании. Не демон и не иудей, а просто девчонка.

— Драга я… а не Марко… Драгана, дочь Милоша из Йовановичей…

— Одевайся, — говорит Хуан, отвернувшись.

— Бек один к отцу приходил свататься… А я как за агарянина пойду, — слова вырываются с плачем, она торопится рассказать все, как ни есть, наконец-то всю правду, — а они знаешь, как сватаются? Им давай завтра прямо в конак ^[58]… как овцу какую… а не дашься — всей семье погибель, и все одно силой возьмет… Ну, я решилась… Даже не сказала никому, братнину одежду лучшую взяла… Там, в наших горах, тропинок хожено — никакие османы не прознают. Дяденька…

Брат Хуан больше не смотрит на нее. Но теперь он точно знает, что ему делать.

Ночь застает его в келье за составлением донесения о фортификациях Сан-Стефано и о системе сигналов. Не забывает включить и уведомление, что главный наблюдательный пост уничтожен и турки уже знают, как пробраться к нему по суше, — да будет милостив Господь к душам часовых. Мысли его убегают далеко, но это на время — он скоро встанет на молитву, чтобы отогнать их. И много еще таких ночей ему предстоит, чтобы заслужить, вымолить, получить прощение за недолжные свои воспоминания.

Может быть, это ему за грехи предков? Его прабабка, та, что из французского Воклюза, происходила, говорят, из порченого рода — один далматинский монах приезжал в те края да не сдержал обетов. От того грехопадения и пошел прабабкин род. Может быть, провидение послало Хуана в родные края далматинского греховодника, чтобы устоять ему перед сходным искушением? И заслуга эта поможет облегчить молитвой участь дальнего предка в чистилище? И страшно даже представить, какими будут искушения потомков того потурченца…

А Хасан уже на молитве во дворе после вкусного ужина у тетки Марицы. Четыре раката ^[59] — это совсем несложно, все жесты и все слова ложатся сами собой, даже когда шумно в голове от вина, да простит его Всевышний. А завтра будет новый радостный день, и новые намазы, и вкусная еда, и успешная торговля, и обратный путь, и горячая ночь с младшей женой, которую он год назад взял из Боснии.