Островитяне - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Десницкий cтр.№ 19

— Марк, я не слишком искусен в словах.

— Тем лучше. Красивыми словами меня завалит Филолог. Сообщи мне суть.

Луций-Йовин рассказывал об этом дне раз, наверное, сто. Они только что сменили на придорожной заставе своих товарищей из другого десятка. Задача была проста — проверять проходивших. Подозрительных отправляли в центурию, а кто с оружием, тех приканчивали на месте. Хотя кто у них не подозрителен, в этой-то их Иудее? Иудеи тогда еще не поняли, что проиграли эту войну уже тогда, когда они объявили ее Риму, и пытались хоть что-то изменить в начертаниях Судьбы.

Йовин был тогда старшим. Впрочем, какой Йовин — в центурии его звали Косоруким, очень уж ловкий был у него косой удар мечом из-за щита, мало кто из варваров успевал отбить или увернуться. У легионеров свои прозвища — когда ходишь рядом со смертью, негоже ее дразнить пышными именами. Вот и обзываются кто как умеет, вроде как дети, только сами про себя…

На страже стояли Горшок и Крыса, еще двое отдыхали, а Косорукий отошел развести костер — вечера были холодные. Предыдущая смена оставила им обрывки каких-то иудейских свитков на растопку, но папирусов почти не было, один старый пергамен, а такой на растопку не больно-то годится. Уходили смененные товарищи что-то слишком довольные и вроде как при хороших деньгах, только ничего не объяснили. Подозрительно все это было, ох как подозрительно… но Йовин-Косорукий слишком увлекся костром.

Этих он тогда даже не сразу и заметил. Шли какие-то люди с ослом — старик вроде, пара женщин, мальчишка. Он обернулся в их сторону, лишь когда услышал даже не крик, а короткий всхрип — Крыса уже лежал на земле, а Горшку вгонял в горло нож тот, кто сперва казался теткой.

Йовин заорал, хотел подхватить меч и шлем — снял их, пока возился с костром, — но из-за придорожных кустов выскочили еще двое и началась дикая свалка, в которой Косорукий мог бы и победить, если бы не тот удар сзади по голове.

Он выплывал к свету долго и трудно и сперва не мог вспомнить даже, как его зовут. Слова родного — или любого другого языка — не вмещались в разбитой голове. Первое слово, которое выплыло из забытья, было aqua, «вода». Она была холодной, прозрачной и чистой, его поил какой-то незнакомый человек и говорил с ним ласково и просто, как родители в детстве.

А потом он понемногу начал все вспоминать и складывать свою память воедино, как составляют из цветных камушков мозаику. Но что-то не складывалось в голове.

«Вы союзники Рима?» — спросил он, еле ворочая одеревенелым языком, когда тот поил его в следующий раз, и уже не водой, а ароматным куриным бульоном.

«Мы не за Рим и не против него, — усмехнулся тот, — мы ученики Иисуса, а царство Его не от мира сего».

«Почему тогда»… — а больше выговорить он не смог. Не помнил нужных слов, или горло не выталкивало звуки, или сознание так и не могло подняться со дна глубокого колодца, куда провалилось оно на том проклятом перекрестке.

Но Симон — а того чужака звали Симоном — все понял и так. И рассказывал долго и подробно какие-то, сначала казалось, сказки, как шел некий человек из Иерусалима в Иерихон и попал в руки разбойников и как подобрали его, перевязали, ухаживали за ним то ли сам Иисус, то ли Симон, то ли их ученики. А может, все они вместе, но в этот раз раненым лежал у дороги Йовин. И значит, подобрали его.

Симон скоро пропал, пошел по своим делам куда-то дальше. Но с Йовином остались другие. И сила его росла. Дней через десять стал выходить во двор, через месяц попросил отвести его к своим. Но сначала хотел он во всем разобраться…

Иудеи оказались неожиданно сильны, они защищали свою страну, как раненая львица защищает детенышей. Но нет такой силы, которую не сломил бы Рим. А эти странные люди были ни за и ни против, они говорили слово «ближний» там, где иудеи и римляне говорили «наш» или «враг». И суть была в том, что этот их Иисус умер за всех сразу, ему было как-то все равно, он не делил людей на своих и врагов. И только потому остался жить Йовин Косорукий, ну еще и потому, конечно, что кто-то спугнул тех мятежников, не стали они перерезать ему горло, как Горшку. А может, сочли уже дохлым.

Он и правда умер на той дороге, Йовин Косорукий. И когда через два месяца с небольшим, хромая, из последних сил вышел к своим, без оружия и доспехов, и не до конца зажившие раны засочились сукровицей, он уже был другим человеком и имя у него было другое. Но он давал присягу Риму и не собирался ее нарушать.

— Спас меня тогда один этот, — скупо рассказал он, — подобрал на дороге чуть живого после зилотов ^[38], это которые на нас из-за угла нападали. По голове меня долбанули, без сознания я был. А он выходил. Звали его Симон.

— Иудей?

— Не знаю точно… Но вера у него другая.

— И ты в благодарность принял его имя как свое прозвище?

— Примерно так, Марк. Но все сложнее. Я веру тогда принял.

— Да, — согласился Марк, — долбанули тебя, видно, крепко.

— Ну, в общем, я принял омовение… как они это называют.

— Что-то вроде таинств Диониса? ^[39] — усмехнулся Марк. — Или Доброй Богини?

— Ну, или Митры, как в легионах, да.

— И меняют имя?

— Нет, меняют жизнь. А имя я сам сменил. Ну как теперь я буду Юпитеровым зваться, если я — не его?

— Благие боги! — воскликнул Марк, — нет, определенно ты пострадал от того удара, Луций. В этом нет позора для ветерана, это почет. А как ты попал обратно к нашим?

— Так выздоровел понемногу. Смог с трудом ходить, сам пришел. Уже крещеным. Разбирались потом долго, что там было на дороге, почему утратил оружие. Ничего, обошлось. Я вот только волновался: мне же вроде нельзя теперь людей убивать. Риму служить можно, в этом греха нет, если честно и никого не обижать. А врагов убивать? Я с Симоном так и не успел о том потолковать.

Но обошлось, сам видишь, какой я теперь. Ветеран. Вот только на постовую службу и гожусь. И удар мой косой знаменитый — с тех пор не было его, удара. Ни разу. Хотя мог бы, конечно, повторить, меня ж за него Косоруким прозвали. Только строй держать трудно с моей-то хромотой да с корявыми пальцами. Не гожусь в центурию. А тут дослуживаю, да. Риму на славу. И Богу моему пою, знаешь, как хорошо поется над морем? Нет никого, только Он и я. Вот благодать!

— Как ты сказал? — Марк рассмеялся, — «благодать»? Еще одно ваше словечко? Его надо омыть подогретым вином. Эйрена, эй!

Она появилась моментально из-за ближней занавеси. Слишком быстро для усердной рабыни. И слишком сияло ее лицо.

— Подойди, — в голосе Марка зазвучала угроза. — Ты подслушивала?