– Вот поэтому я и говорю, что ты невозможна.
– Все, что я пытаюсь сделать, Конни, это пригласить тебя съесть французские тосты. Есть вещи и похуже.
В дверь бунгало, которое я снимала на Голливуд-Хиллз, постучали. Я открыла и увидела Гарри.
– Мне нужно идти, мам, – сказала Коннор. – Скоро приедет Карен. Луиза готовит нам мясной рулет на гриле.
– Секундочку. Здесь твой отец, и он хочет с тобой поздороваться. До свидания, дорогая. Увидимся завтра.
Я протянула телефон Гарри.
– Привет, малышка… Ну, в чем-то она права. Если твоя мать где-то появляется, это место по определению мгновенно становится популярным… Хорошо… Хорошо. Завтра утром мы втроем пойдем завтракать в любое классное место, которое ты назовешь… Как оно называется? «Уиффлз». Что за название такое? О’кей. О’кей. Мы пойдем в «Уиффлз». Ладно, дорогая, спокойной ночи. Люблю тебя. До завтра.
Гарри присел на мою кровать и посмотрел на меня.
– Похоже, придется идти в «Уиффлз».
– Она вертит тобой, как хочет, – сказала я.
Он пожал плечами.
– А мне не стыдно. – Гарри встал и, пока я собирала вещи, налил себе стакан воды. – Слушай, есть идея. – Он подошел ближе, и я уловила слабый запах спиртного.
– Насчет чего?
– Насчет Европы.
– Хорошо. – Я уже смирилась с тем, что оставлю все как есть, пока мы не вернемся в Нью-Йорк и спокойно, терпеливо и рассудительно все не обсудим.
Идея была хороша с точки зрения интересов Коннор.
Нью-Йорк, как бы сильно я его ни любила, становился опасным для жизни местом. Уровень преступности стремительно рос, наркотики были повсюду. Верхний Ист-Сайд обеспечивал некоторую защиту, но мне было не по себе от мысли, что Коннор растет вблизи такого хаоса. И, что еще важнее, я больше не была уверена, что вариант, при котором оба родителя живут практически на два побережья, оставляя дочь заботам Луизы, – лучший для нее.
Да, мы вырвали бы ее из привычного окружения, заставили попрощаться с друзьями, и она возненавидела бы меня за это. Но я также знала, что жизнь в маленьком городке, где мать почти всегда будет рядом, пойдет ей на пользу. И, откровенно говоря, она становилась слишком взрослой, чтобы читать заполненные слухами колонки и смотреть развлекательные новости. Неужели узнать из телевизора о шестом разводе своей матери – действительно самая лучшая новость для ребенка?
– Мне кажется, я знаю, что делать, – сказал Гарри. Я села на кровать, и он пристроился рядом. – Мы переезжаем сюда. Возвращаемся в Лос-Анджелес.
– Гарри…
– И Селия выходит замуж за моего друга.
– Твоего друга?
Гарри наклоняется ко мне.
– Я кое-кого встретил.
– Что?
– Мы познакомились на съемочной площадке. Он работает над другим проектом. Я думал, это просто случайность. Похоже, он тоже так думал. Но теперь… Это тот, с кем я могу себя представить.
В тот момент я удивилась и обрадовалась за него.
– Мне казалось, ты ни с кем представить себя не можешь.
– Я и не мог.
– И что же произошло?
– Теперь могу.
– Я очень рада это слышать, Гарри. Ты даже не представляешь. Просто не уверена, что это хорошая идея. Я даже не знаю этого парня.
– Тебе и не нужно. В том смысле, что я ведь не выбирал для тебя Селию. Ты выбрала ее сама. А я… Я бы выбрал его.
– Я просто не хочу больше играть.
Во время съемок того последнего фильма я обнаружила, что выгораю. Мне хотелось закатить глаза, когда режиссер просил переснять сцену. Это напоминало повторение марафона, который ты пробежала уже тысячу раз. Никакого волнения, полное равнодушие и раздраженное недовольство из-за малейшей мелочи, даже если тебя всего лишь просят завязать шнурки.
Может быть, если бы я получала роли, которые меня волновали, может быть, если бы я чувствовала, что мне нужно что-то доказывать, то и реагировала бы по-другому.
Есть немало женщин, которые прекрасно играют и в восемьдесят, и в девяносто лет. Селия была такой. Она могла раз за разом выдавать захватывающее представление, потому что работа поглощала ее целиком.
Я была другой. Меня никогда не привлекало актерское искусство само по себе, я всю жизнь стремилась только к одному: доказать. Доказать свою силу, доказать свою значимость, доказать свой талант.
Я все это доказала.
– Прекрасно, – сказал Гарри. – Тебе не нужно больше играть.
– Но если я не играю, зачем мне жить в Лос-Анджелесе? Я хочу жить там, где могу быть свободной, где никто не обратит на меня внимания. Ты наверняка помнишь, когда был маленьким, в вашем квартале или в соседнем всегда была пара пожилых дам, которые жили вместе, и никто не задавал никаких вопросов, потому что это никого не волновало? Я хочу быть одной из таких дам. Здесь это невозможно.
– Это нигде невозможно, – возразил Гарри. – Такова цена, которую ты платишь за то, кто ты есть.
– Я этого не принимаю и считаю, что для меня такой вариант возможен.
– Что ж, я этого не хочу. Я предлагаю вот что: ты снова выходишь за меня замуж, а Селия выходит за моего друга.
– Мы можем поговорить об этом позже. – Я поднялась и, прихватив сумку с туалетными принадлежностями, направилась в ванную.
– Эвелин, ты не можешь одна решать, что делать всей семье.
– А разве я сказала, что буду решать одна? Я лишь говорю, хочу поговорить об этом позже. Есть несколько вариантов. Мы можем поехать в Европу, можем переехать сюда или же остаться в Нью-Йорке.
Гарри покачал головой.
– Он не может переехать в Нью-Йорк.
Я вздохнула, теряя терпение.
– Тем больше причин обсудить это позже.
Гарри поднялся с таким видом, будто собирался высказать мне, что он обо всем этом думает, но быстро успокоился.
– Ты права. Мы можем обсудить это позже.
Он подошел ко мне, когда я укладывала мыло и косметику, взял меня за руку и поцеловал в висок.
– Заедешь за мной сегодня вечером? Ко мне домой? У нас впереди поездка в аэропорт и перелет, так что времени будет предостаточно. А в самолете можно пропустить по паре «Кровавых Мэри».
– Мы со всем этим разберемся, – сказала ему я. – Ты ведь это знаешь, правда? Я никогда ничего не буду решать без тебя. Ты мой лучший друг. Моя семья.
– Знаю, – сказал он. – А ты моя. Я никогда не думал, что смогу полюбить кого-то после Джона. Но этот парень… Эвелин, я влюбляюсь в него. Знать, что я мог бы любить, что я могу…
– Понимаю. – Я взяла его за руку и крепко ее сжала. – Обещаю, что сделаю все, что смогу. Обещаю, что мы во всем разберемся.