– Да, знаю, с шестидесятых кое-что изменилось, – сказала Селия. – Но не так уж много. Еще относительно недавно Рейган заявил, что права геев – это не гражданские права. Тебе нельзя рисковать, ты не можешь потерять Коннор. Так что я позвоню Джеку, моему другу в палате представителей. Мы запустим нашу историю. Ты снимешься в кино. Выйдешь замуж за моего брата. И мы все перебираемся в Испанию.
– Мне нужно поговорить с Гарри.
– Конечно, поговори с Гарри. Если ему не нравится Испания, можно поехать в Германию. Или в Скандинавию. Или в Азию. Мне все равно. Куда угодно, где никому нет до нас никакого дела, где нас оставят в покое, и Коннор проживет нормальное детство.
– Тебе понадобится медицинский уход.
– Я смогу полететь в любое место, куда будет нужно. Или нужные люди прилетят к нам.
Я ненадолго задумалась.
– Хороший план.
– Правда? – Я видела, ей было приятно.
– Студентка стала магистром.
Селия рассмеялась, и я поцеловала ее.
– Мы дома.
Мой дом был не здесь. Никогда раньше мы не жили вместе. Но она поняла, что я имела в виду.
– Да. Мы дома.
«ТЕПЕРЬ ЭТО»
1 июля 1988
РАЗВОД ЭВЕЛИН ХЬЮГО И МАКСА ЖИРАРА ОБОРАЧИВАЕТСЯ СКАНДАЛОМ НА ФОНЕ СООБЩЕНИЙ О НЕВЕРНОСТИ ХЬЮГО
Эвелин Хьюго снова подает на развод. На этой неделе она представила необходимые бумаги, указывая на «непримиримые разногласия». И поскольку в этом деле она не новичок, речь идет о чем-то сногсшибательном.
Как утверждают источники, Макс Жирар добивается алиментов и обливает Хьюго грязью везде, где только можно.
«Он так зол, что готов опорочить ее как угодно, лишь бы только отомстить, – сообщил нам человек, близко знающий бывшую пару. – Чего он только не говорит. Она и обманщица, и лесбиянка, и «Оскаром» обязана ему. Очевидно, что он несчастен».
Саму же Хьюго видели на прошлой неделе с мужчиной намного моложе. Джеку Истону, конгрессмену-демократу от Вермонта, едва исполнилось двадцать девять. Он на два десятка лет моложе Хьюго. И если фотографии пары за обедом в Лос-Анджелесе на что-то указывают, то все это похоже на начинающийся роман.
Список достижений Хьюго не так уж и велик, но в данном случае, похоже, ясно одно: обвинения Жирара сильно отдают ревностью.
56
Гарри не согласился.
Он был единственным элементом плана, который не встал на назначенное место, единственным человеком, манипулировать которым я не хотела. И он не хотел бросать все и лететь куда-то в Европу.
– Думаешь, тебе там не понравится?
– Понравится. Часа на полтора. – Он пил что-то похожее на апельсиновый сок, но я подозревала, что это «Отвертка». – А потом буду думать, чем занять себя остаток жизни.
Мы сидели в моей гримерке на площадке, где снималась «Мудрость Терезы». Гарри нашел сценарий и продал его студии «Фокс» с условием, что я сыграю Терезу, женщину, которая бросает мужа, чтобы только не разлучать детей.
Шел третий съемочный день, и я была в белом брючном костюме от Шанель и в жемчугах – для следующей сцены, в которой Тереза и ее муж объявляют за рождественским ужином о предстоящем разводе. Гарри, как всегда, прекрасно выглядел в брюках хаки и оксфордской рубашке. К тому времени он почти полностью поседел, и я шутливо обижалась на него за то, что он с возрастом становится все более привлекательным, тогда как моя красота убывает с каждым днем, как высыхающий лимон.
– Разве тебе не хочется перестать жить во всей этой лжи?
– Какой лжи? – спросил он. – Я понимаю, что для тебя это ложь. Потому что ты хочешь, чтобы это сработало с Селией. И вы знаете, что я поддерживаю это, я поддерживаю. Но для меня эта жизнь не ложь.
– Но ведь в твоей жизни есть мужчины, – не выдержала я, как будто Гарри пытался призвать меня к терпению. – Не притворяйся, будто их нет.
– Конечно есть, но нет ни одного, с кем установилась бы сколь-либо значимая связь, – ответил Гарри. – Потому что я любил только Джона. Его больше нет. Я знаменит только потому, что знаменита ты, Ив. Всем плевать на меня или на то, что я делаю, если это каким-то образом не связано с тобой. Те мужчины, что появляются в моей жизни, задерживаются в ней на несколько недель, а потом уходят. Я не живу во лжи. Я просто живу своей жизнью.
Я глубоко вздохнула, чтобы не завестись и не выглядеть слишком взволнованной на съемочной площадке, где мне предстояло предстать перед камерой смиренной и подавленной белой аристократкой, настоящей стопроцентной американкой.
– Тебя не волнует, что мне приходится скрываться?
– Волнует. И ты это знаешь.
– Что ж, тогда…
– Но почему из-за ваших с Селией отношений нужно ломать жизнь Коннор? И мою?
– Она – любовь всей моей жизни, – сказала я. – Ты это знаешь. Я хочу быть с ней. Пришло время нам всем снова быть вместе.
– Мы не можем снова быть вместе. – Гарри положил руку на стол. – По крайней мере, не все из нас. – И он ушел.
* * *
Мы с Гарри летали домой каждые выходные, чтобы побыть с Коннор; на съемках, продолжавшихся порой неделями, я была с Селией, а он… я не знала, где он был. Но он выглядел счастливым, и я не задавала лишних вопросов, хотя и подозревала в глубине души, что он, возможно, встретил кого-то, кто смог поддержать его интерес к жизни более чем на несколько дней.
Вот почему, когда съемки «Мудрости Терезы» пришлось отложить на три недели, потому что моего напарника Бена Мэдли госпитализировали из-за истощения, я была в отчаянии и не знала, что делать.
С одной стороны, я хотела вернуться, чтобы каждую ночь быть со своей дочерью.
С другой стороны, с каждым днем я раздражала Коннор больше и больше, став для нее олицетворением неловкости. Тот факт, что я была всемирно известной кинозвездой, казалось, совершенно не влиял на то, какой я выглядела в глазах собственной дочери. Поэтому я часто была счастливее в Лос-Анджелесе, с Селией, чем в Нью-Йорке, где меня постоянно отвергала моя девочка. Но я бросила бы все, если бы узнала, что нужна Коннор пусть даже на один вечер.
На следующий после завершения съемок день я собирала вещи и разговаривала с ней по телефону, строя планы на ближайшее время.
– Мы с твоим отцом собираемся вылететь ночным рейсом, так что, когда проснешься утром, я уже буду дома.
– Хорошо, – сказала она. – Круто.
– Думаю, мы могли бы позавтракать у Ченнинга.
– Мама, к Ченнингу никто уже не ходит.
– Не хочу тебя огорчать, но если я буду ходить к Ченнингу, Ченнинг все равно будет считаться крутым.