В углу я вижу сидящего на земле и прислонившегося к стене Мориса Утрилло. Он не спит, озирается вокруг как любопытный, но уставший ребенок. Судя по всему, он не возвращался домой и, возможно, даже не ложился. Он поднимает взгляд и замечает меня – но настолько обессилен, что может лишь улыбнуться. Я подаю ему знак, чтобы он зашел ко мне; ему требуется три или четыре минуты только для того, чтобы встать на ноги; он медленно бредет в направлении моей квартиры; не знаю, сколько ему понадобится времени, чтобы подняться ко мне.
Одеяло, под которым двое неизвестных занимались сексом, поднимается, обнаруживая массивное тело Гийома Аполлинера. Поэт натягивает брюки и быстро удаляется, в то время как женщина, которая была с ним, укутывается одеялом до подбородка и исчезает за какой-то дверью.
Порыв ветра поднимает и уносит дым; мне нравится смотреть, как закручиваются его клубы.
Худой мужчина в грязной рваной одежде ходит меж уснувших людей и шарит у них по карманам. Он забирает все: монеты, часы, очки, кольца. Воришка – который, конечно же, не участвовал в вечеринке – теперь подбирает все то, что другие не в силах сохранить. В точности как он по двору бродит собака: она повсюду ищет остатки еды, вынюхивает, скребет, роет и жует.
Опустошение, которое я вижу, – точно такое же, что я ощущаю внутри себя, когда думаю о провале в памяти, не позволяющем восстановить события предшествующей ночи. Есть что-то приятное в этом опустошении, что-то, что меня привлекает. Есть некая магия в убогости человека, в его пороках и слабости. Я думаю о том, что человек стремится взойти наверх большую часть жизни, а потом стремится также и упасть всеми известными ему способами. В обоих сюжетах есть таинство, которое меня привлекает.
Внезапно у меня возникает неприятное ощущение в верхней части груди, которое вызывает кашель. Я кашляю все сильнее, сгибаюсь в приступе пополам… Надо вернуться в дом, мне холодно.
– Ты правда не помнишь?
– Нет, ничего.
– Пикассо организовал вечеринку в честь Анри Руссо. Помнишь? Молодой Пикассо и пожилой Руссо, о них несколько дней говорили. Я не знаю, уважает ли его Пикассо на самом деле, но думаю, что да, он даже купил его картину. Это была простая вечеринка – но потом откуда-то появилось много непредвиденных гостей, все стали приглашать еще кого-то, такое часто случается. Актеры, танцовщицы, жонглеры и проститутки. Много проституток.
– А что я делал?
– Практически все. У меня было ощущение, что тебе очень весело.
– Мне было очень плохо.
– Так не казалось, поверь. Ты делал очень много интересного. Ты читал наизусть «Ад» Данте Алигьери на итальянском. Я ничего не понимал, ты назвал меня невеждой и хотел побить. Ты гонялся за мной по двору, потому что я не понимал Данте!
– Правда? Я не помню…
– Потом ты декламировал Бодлера. «Свободный человек, не в море ли безбрежном – подобие твое? Могучих волн прибой сродни душе твоей, и в разуме мятежном не меньше горечи, чем в бездне голубой…»
[27] Ты произвел на всех отличное впечатление! На тебя смотрели восторженно. Застенчивый итальянский принц давал представление как великий искушенный актер. Ты веселился, поверь мне. И привлек внимание многих.
– Кто там был? Кто меня видел в таком состоянии?
– Ты переживаешь за свою репутацию?
– Морис… Посмотри на меня, я чувствую себя отвратительно… Думаешь, мне сейчас есть дело до репутации?
– И правда, выглядишь ты не очень. Определенно лучше иметь хорошее здоровье, чем хорошую репутацию. Подумай только: у меня нет ни того ни другого…
– А что было потом?
– Потом пришел Мануэль с Максом и компанией девушек, которых он любит называть «гризетками». Они принесли много всего, и мы это всё перепробовали. Опиум, гашиш, кокаин, абсент…
– А кто это все оплатил?
– Не спрашивай.
– А девушек?
– Не знаю. Если ты переживаешь, то зря: никто из них не жаловался.
– Я сделал что-то такое, о чем должен сожалеть?
– Кроме Данте, Бодлера, опиума, абсента, секса, гашиша и кокаина?
– Морис, хватит шутить.
– Ты танцевал на столе.
– Я не умею танцевать.
– Да, мы все это заметили.
– Я больше не осмелюсь никому посмотреть в глаза.
– Нет, напротив, ты теперь – желанный гость на любой вечеринке.
– Но я не циркач!
– Не переживай. Честь не пострадала, репутация тоже, а достоинство менее важно, чем только что приобретенная слава.
Репутация
Репутацию можно очень быстро потерять.
Я обедаю в «Ротонде»; между столиками передвигается Кики, смеется и шутит со всеми, поет по просьбам. Она заметила меня, но держится поодаль, и я не понимаю, почему. Она бросает на меня сердитые взгляды, но все-таки медленно приближается.
– Закажи мне выпить.
Я жестом зову официанта, он делает пару шагов по направлению к нам, Кики подает ему быстрый знак, и он удаляется.
– Ты же хотела выпить?
– Я уже заказала.
– Как ты это сделала?
– Мужчины понимают меня с полуслова. Все, кроме тебя. Мне сказали, что ты плохо себя чувствуешь. Что ты дважды падал в обморок – в «Дельте» и у Розали. О тебе пошли слухи. Ты перепил раз, другой… У тебя вошло это в привычку?
– Это ты научила меня пить. И курить гашиш – тоже.
– Значит, это правда, что тебе было плохо?
– Да, правда. Но я уже пришел в себя. Я хорошо себя чувствую.
– Еще я узнала, что ты выступаешь на публике. Я все о тебе знаю, Моди.
– Как ты меня назвала?
– Моди. Я не единственная. Тебя многие так называют.
– Я не знал этого.
– На твоем месте бы не стала этим гордиться.
– Почему? Это же просто сокращение от «Модильяни»?
– Да, пока это так, но смотри, чтобы не превратиться в maudit
[28].
– Я тебе кажусь проклятым?
– Нужно не так много, чтобы им стать.
В этот момент в двери появляется Морис. У него невозмутимое и блаженное лицо уже выпившего человека. Шатающейся походкой он идет к стойке, задевая стулья, столы и людей.
– Твой друг Утрилло неважно выглядит. Не превращайся в него.
Я слежу за движениями Мориса. Он подходит к стойке и заказывает выпить. Официант наливает ему рюмку коньяка, он выпивает залпом и просит еще, но на этот раз официант не наливает. Происходит быстрый диалог, содержание которого я представляю себе: официант получил указание от Сюзанны Валадон не наливать Морису более одной рюмки. Морис нервничает и настаивает, затем с раздражением бросает рюмку в раковину, разворачивается и уходит. По пути к выходу он снова задевает мебель и людей. К нему приближается мужчина и нарочно его толкает, Морис не удостаивает его даже взглядом и идет дальше.