– Ты славный малый, Генри, – промолвил он, – но уверен ли ты, что не мучил себя напрасно? Если что-то в этом полоумном сочинении совпадает с правдой, какой мы ее знаем, разве это значит, что нужно доверять и всему остальному?
– Усомниться в этом невозможно, – ответил Генри.
– Невозможно усомниться? – повторил брат. – Прочитаю дальше, Генри, и посмотрим, что можно будет сказать в пользу твоей убежденности. – Он читал, не отрываясь, до самого конца второго акта. Потом поднял глаза. – Ты действительно убежден в том, что обезображенные останки, которые ты обнаружил, это прах нашего брата? – спросил он. – И для такой уверенности тебе достаточно вот этого свидетельства?
Генри молча кивнул.
Лорд Монтбарри сдержал вскипавшее раздражение.
– Ты сам признался, что не читал последние страницы, – резонно заметил он. – Не будь ребенком, Генри! Если тебе понадобилось слепо доверять такой чепухе, то изволь, по крайней мере, одолеть ее до конца. Будешь читать третий акт? Не будешь? Тогда я тебе его прочту.
Он вернулся к третьему акту и стал читать отрывки, для стороннего глаза достаточно четко и вразумительно написанные.
– «Сцена в подвале палаццо, – начал он. – Жертва спит на жалкой постели; Барон и Графиня обсуждают свое положение. Графине неимоверными усилиями удалось достать нужные деньги, заняв их под гарантию своих франкфуртских драгоценностей, а наверху врач оставляет Курьеру шанс на выздоровление. Что делать злоумышленникам, если человек поправится? Осторожный Барон предлагает освободить узника. Если тот рискнет обратиться в суд, будет легко объявить его душевнобольным, что засвидетельствует его жена. И наоборот: если Курьер умрет, то как избавиться от обобранного до нитки безымянного дворянина? Бездействуя, то есть уморив его голодом? Нет, Барон – благородный человек, и бессмысленная жестокость ему претит. Остается действовать: может, смерть от ножа наемного убийцы? Барон возражает: сообщники ненадежны, к тому же он не хочет ни с кем делиться деньгами. Бросить узника в канал? Барон не доверяет и воде: с поверхности можно видеть, что находится в глубине. Поджечь его постель? Прекрасная мысль, но могут заметить дым. Нет, теперь обстоятельства переменились, и простейшим решением будет яд. Этот человек просто-напросто всем мешает. Тут подойдет самый обыкновенный яд».
– Неужели ты правда, Генри, веришь, что такое совещание имело место?
Генри не ответил. Зачитанные только что казни шли в том самом порядке, в каком сменялись кошмары, донимавшие миссис Норбери те обе ночи, что она провела в отеле. Бесполезно обращать внимание брата на это совпадение. Он сказал только:
– Продолжай.
Полистав, лорд Монтбарри нашел еще один разборчивый и вразумительный отрывок.
– Вот, – продолжал он, – что-то вроде парной сцены, насколько я могу вникнуть. «Наверху, у постели мертвого Курьера, врач простодушно выписывает свидетельство о смерти Милорда. Внизу, в подвале, у тела отравленного Милорда, Барон смешивает сильные кислоты, готовясь превратить труп в кучку пепла…» Ну уж эти-то мелодраматические ужасы мы не будем трудиться расшифровывать! Дальше! Дальше!
Он листал, тщетно ища смысл в сбивчивых эпизодах. Вот, вроде бы, понятный кусок – на предпоследней странице.
– Третий акт, – сказал он, – похоже, делится на две части или картины. Я хорошо разбираю начало второй части. «На сцене Барон и Графиня. Руки Барона интригующе затянуты в перчатки. Кремируя по собственной методе, он сжег дотла все тело, но голова…»
Тут Генри прервал брата.
– Не читай больше! – воскликнул он.
– Нет, отдадим графине должное, – заупрямился лорд Монтбарри. – Тут не больше десятка строк, остальное не разобрать. «Разбив сосуд с кислотой, Барон сжег себе руки. Он все еще не может приступить к уничтожению головы, а Графиня (при всей ее порочности) в достаточной степени женщина, чтобы сделать это вместо него, когда доходят первые слухи о скором приезде следственной комиссии, учрежденной страховыми конторами. Барон ни в малейшей степени не тревожится. Пусть себе налаживают следствие, какое хотят, – расследовать-то им придется естественную смерть Курьера (под именем Милорда). Коли с головой не заладилось, придется ее спрятать, и эта задача не застает Барона врасплох. Разбирая в библиотеке старые книги, он узнал о тайнике в палаццо. Если Графине противно возиться с кислотами и видеть кремацию, то уж полить хлоркой…»
– Не читай больше! – снова взмолился Генри. – Не читай!
– А больше и нечего читать, дружок. На последней странице уже совершенные бредни. Она правильно сказала тебе, что не может больше сочинять.
– Не может больше вспоминать, Стивен, посмотри же правде в глаза!
Лорд Монтбарри встал из-за стола и с сожалением уставился на брата.
– У тебя разгулялись нервы, Генри, – посетовал он. – Оно и неудивительно – после той страшной находки под камином. Не будем сейчас спорить, подождем день-другой, когда ты опять станешь на себя похож. А пока давай решим хотя бы один вопрос. Ты ведь даешь мне право распорядиться этими бумагами – как главе семьи?
– Конечно, даю.
Лорд Монтбарри взял со стола рукопись и кинул ее в огонь.
– Пусть хоть какая-то польза будет от этого вздора, – заявил он, пригнетая бумагу кочергой. – В комнате уже прохладно, и благодаря графининой пьесе дрова, глядишь, и прогорят. – Еще постояв у камина, он повернулся к брату. – Вот что я скажу тебе напоследок, Генри, и больше не буду к этому возвращаться. Я готов признать, что в недобрую минуту ты наткнулся на следы преступления, совершенного в палаццо бог весть когда. Только при таком допущении я могу все это обсуждать. Лучше я вообще ничему не поверю, чем соглашусь с твоим мнением. Я объявляю чистейшим вздором, галлюцинацией все сверхъестественные силы, что досаждали нам в первую ночь под этой крышей: и твой пропавший аппетит, и ночные кошмары сестры, и запах, преследовавший Фрэнсиса, и голову, что явилась Агнес. Не верю я в это, не верю! – Выходя, он оглянулся с порога. – Зато я в другое верю, – добавил он в заключение. – Жена тут злоупотребила доверием, и я верю в то, что Агнес выйдет за тебя замуж. Спокойной ночи, Генри. Завтра чуть свет мы уезжаем из Венеции.
Вот так лорд Монтбарри искоренил тайну «отеля с привидениями».
Постскриптум
У Генри оставалось последнее средство так или иначе положить конец разногласию с братом. Когда путешественники вернулись в Англию, он уже представлял себе, каким образом зубной протез может стать средством дознания.
Единственной здравствующей хранительницей семейных преданий оставалась старая нянюшка Агнес Локвуд. При первой же возможности Генри попытался навести ее на воспоминания о покойном лорде Монтбарри. Однако няня так и не простила родоначальнику обиды и наотрез отказалась ворошить свою память.
– Когда я последний раз случайно видела милорда в Лондоне, – сообщила старуха, – у меня руки зачесались. Мисс Агнес послала меня куда-то с поручением, а он выходит от дантиста – и слава богу, что больше я его никогда не встречала!