– Назови пароль, незнакомец.
– Виски с содовой! – выпалил Карелла.
– Пароль неверный, – отозвалась девушка и придвинулась к детективу поближе.
– А какой же тогда правильный? – спросил Стив.
– Поцелуй меня.
– Как-нибудь в другой раз! – отрезал Стивен.
– Это не приказ, – хихикнула девица, – а просто пароль.
– Вот и хорошо, – кивнул Карелла.
– И тебе его придется назвать, если хочешь добраться до бара.
– Поцелуй меня, – бросил Карелла и было двинулся дальше, как девица обхватила его за шею руками и впечаталась в губы слюнявым поцелуем, силясь затолкнуть свой язык Карелле в рот.
От отвращения Стив содрогнулся. Ему показалось, что поцелуй длился часа полтора. Наконец девица отлепилась от его губ, не размыкая объятий, прижалась носом к его носу и произнесла:
– До скорой встречи, незнакомец. Мне надо в туалет.
Добравшись до бара, Карелла подумал, что уже и не вспомнит, когда его в последний раз целовал кто-нибудь, кроме Тедди. Стоило ему заказать выпить, как он тут же почувствовал что-то мягкое, прикоснувшееся к его руке. Повернувшись, он обнаружил, что на его левую руку с улыбкой опирается одна из проституток – чернокожая девушка лет двадцати.
– Чего ты так долго сюда добирался? – спросила она. – Я тебя весь вечер ждала.
– Зачем? – спросил Карелла.
– Чтобы помочь тебе прекрасно провести время.
– Слушай, ты совсем не по адресу, – ответил Стивен и повернулся к Флетчеру, который уже поднимал бокал с мартини и джином.
– Добро пожаловать в бар «У Фанни», – промолвил адвокат. Отсалютовав бокалом Карелле, он выпил содержимое одним залпом и знаком приказал бармену сделать еще одну порцию. – Таких здесь много.
– Вы о ком?
– О Фанни, Ланни, Данни… Полно девок, выбирайте любую… Они полностью в вашем распоряжении.
Бармен с завидной скоростью принес еще бокал мартини с джином. Флетчер взял его, поднял и произнес:
– Я собираюсь надраться до свинячьего визга. Надеюсь, вы не возражаете.
– Валяйте, – кивнул Карелла.
– Когда мы закончим, просто поймайте такси и запихните меня туда. Буду вам очень призна-телен. – Флетчер выпил. – Вообще-то я не потребляю спиртное в таких количествах, – при-знался он, – просто очень беспокоюсь за этого паренька.
– Какого паренька? – тут же навострил уши Карелла.
– Слушай, сладенький, ты не хочешь угостить девушку выпивкой? – спросила чернокожая проститутка.
– Я о Ральфе Корвине, – пояснил Флетчер. – Насколько я понял, у него проблемы с адвокатом и…
– Ну чего ты жмешься? – подала голос проститутка. – У меня все в горле пересохло…
Карелла резко повернулся и посмотрел на нее. Их глаза встретились. Взгляд проститутки красноречиво говорил: «Ну чего скажешь? Ты хочешь меня или нет?» Во взгляде Кареллы столь же красноречиво читалось: «Заинька, ты нарываешься на серьезные неприятности». Оба не проронили ни слова, но девушка тут же встала и пересела к мужчине средних лет в расклешенных замшевых брюках и оранжевой рубашке с широкими рукавами. Теперь ее отделяло от Кареллы четыре стула.
– Так что вы там говорили? – Карелла повернулся к Флетчеру.
– Я был бы рад как-нибудь помочь Корвину, – промолвил Джеральд.
– Помочь?
– Да, – кивнул Флетчер. – Как вам кажется, Ролли Шабрие не сочтет странным, если я предложу пареньку хорошего адвоката?
– Думаю, его это весьма удивит.
– В вашем голосе действительно прозвучала нотка сарказма или мне показалось? – приподнял бровь Флетчер.
– Что вы, никакого сарказма, – покачал головой Карелла. – С чего мне ехидничать? Я искренне полагаю, что девяносто процентов мужчин, у которых убили жену, постараются подыскать убийце толкового адвоката. Вы, наверное, шутите?
– Нет, не шучу. Послушайте… То, что я сейчас скажу, вряд ли придется вам по вкусу…
– Может, тогда вам лучше этого не говорить?
– Нет, я все же скажу. – Флетчер сделал глоток. – Мне жалко этого паренька. Я ему…
– Привет, незнакомец. – Это вернулась брюнетка. Она взгромоздилась на стул, на котором только что сидела проститутка. Фамильярно взяв Кареллу под руку, девушка спросила: – Ну как, скучал по мне?
– Ужасно, – с чувством ответил он. – Слушай, ты извини, но у меня с другом очень серьезный разговор, и…
– Да забей ты на своего друга, – оборвала его брюнетка, – лучше скажи, как тебя зовут. Меня Элис Энн.
– А меня Дик Никсон, – представился Стивен.
– Рада знакомству, Дик, – отозвалась девушка. – Хочешь еще поцелуемся?
– Нет.
– Это еще почему? – Брюнетка нахмурилась.
– У меня во рту все в жутких язвах, – признался Карелла. – Мне бы не хотелось, чтобы ты их от меня подхватила.
Элис Энн посмотрела на детектива и несколько раз моргнула. Когда до нее дошел смысл сказанного, она потянулась к бокалу, по всей вероятности, желая прополоскать свой рот, в который, возможно, уже проникла зараза, но тут до нее дошло, что это бокал Стивена. Отдернув руку, она повернулась к соседу слева, оттолкнула руку, схватила его бокал и поспешно сделала глоток, чтобы продезинфицировать рот. Мужчина начал было возмущаться. «Да успокойся, алкаш», – резко бросила Энн. Встав со стула, брюнетка наградила Кареллу испепеляющим взглядом и, покачивая бедрами, направилась к компании молодых людей, сгрудившихся в углу переполненного зала.
– Наверное, вы меня не поймете, – подал голос Флетчер, – но я благодарен этому пареньку. Я рад, что он убил мою жену. И мне претит мысль, что он будет наказан за поступок, который я считаю актом милосердия.
– Послушайте моего совета, – вздохнул Карелла. – Лучше вам об этом с Ролли не говорить. Не думаю, что он вас поймет.
– А вы меня понимаете? – спросил Джеральд.
– Не совсем, – честно ответил Стивен.
Флетчер осушил бокал и произнес:
– Пойдемте к чертовой матери отсюда. Вы ведь уже достаточно насмотрелись?
– Достаточно, – кивнул Карелла, размышляя, стоит ли ему рассказывать Тедди о брюнетке в полупрозрачной блузке.
Бар «Лиловые стулья» располагался еще ближе к центру города. Название соответствовало действительности – лиловыми в заведении были и потолки, и стены, и барная стойка, и салфетки, и зеркала, и подсветка – одним словом, буквально все, кроме стульев. Стулья оказались белыми. Подобный казус был не случайным.
В «Лиловых стульях» собирались лесбиянки, и название как бы говорило: все шагают в ногу, а мы этого не желаем. Стулья были белыми. Белоснежными. Девственно-чистыми. Ну так к чему упрямиться и называть их лиловыми? В чем заключается подлинная порочность – в реальных поступках или ярлыках, которые лепят налево и направо?