Культ мученичества, для которого мифы о героическом сопротивлении были не менее важны, чем само сопротивление, присутствует во многих течениях иудаизма, появившихся позже (см. например, в главе 6 описание Иосифом Флавием ессеев). Надежда на воскресение укрепляла решимость не только ессеев, но и раннехристианских мучеников, которые не скрывали, что герои эпохи Маккавеев служили им образцом. В поздней античности, начиная с III века, раввины создали «конкурирующие» истории мученичества, среди которых мрачная, но возвышенная история мучений рабби Акивы, казненного римлянами (см. главу 10). Уже в I веке в сюжете о жертвоприношении Исаака (в исходной версии, в Книге Бытия, это только испытание готовности Авраама принести в жертву самое дорогое по требованию Бога) наметилось развитие: в новом варианте подчеркивалась готовность самого Исаака к мученической смерти. В пересказе Флавия в «Иудейских древностях» говорится, что в момент восхождения с отцом на гору Мория Исааку было двадцать пять лет. Лишь на вершине горы Авраам поведал сыну, что тот должен быть принесен в жертву. Реакция Исаака была, как и полагается, благочестивой:
Исаак спокойно выслушал эти слова (потому что при таком отце он сам по необходимости должен был отличаться благородством характера) и, сказав, что его рождение было бы незаконным, если бы он вздумал уклоняться от исполнения решения Господа Бога и отца своего и не предоставил бы себя охотно в распоряжение их обоих, тем более что было бы уже беззаконием не послушаться отца, хотя бы он один только решил это жертвоприношение, взошел на алтарь, готовясь быть принесенным в жертву.
Подобные предания об Исааке, с готовностью идущем на смерть, широко распространились в еврейской литературе поздней античности, не в последнюю очередь в таргумах, где их популярность может быть частично обусловлена конкуренцией с христианским образом добровольно идущего на мучительную смерть Христа [29].
За что же именно готовы были умереть иудейские мученики? За иудаизм, под которым понимался Завет между Богом и Израилем, закрепленный в Моисеевом законе. Теперь, когда мы исследовали столько толкований этого закона, стоит еще раз подчеркнуть, что до 70 года н. э. поклонение Богу в Иерусалимском храме занимало в нем центральное место. Иосиф Флавий живо описывает готовность широкой массы евреев пожертвовать жизнью, лишь бы защитить Храм от осквернения императором Калигулой, задумавшим в 40 году н. э. водрузить там собственную статую:
Когда же они сослались на их закон и предания отцов‚ которые запрещают ставить не только человеческое изображение‚ но даже и божественную статую‚ и не только в Храме‚ но и вообще в каком бы то ни было месте страны‚ Петроний… спросил их: «Так вы в таком случае хотите вести войну с императором?» Иудеи возразили: «Дважды в день мы приносим жертвы за императора и римский народ‚ но если он хочет еще поставить свои статуи‚ то он должен прежде всего принести в жертву весь иудейский народ. Мы со своими детьми и женами готовы предать себя закланию» [30].
Какова же была религиозная реакция со стороны евреев, когда всего тридцатью годами позднее другой римлянин, будущий император Тит, превратил Храм в груду развалин?
Часть III. Формирование раввинистического иудаизма (70–1500 гг. н. э.)
9. От языческого Рима к исламскому и христианскому Средневековью
Падение Иерусалима в 70 году н. э. навсегда изменило отношения между римским государством и евреями. Теперь, когда Храм был разрушен — умышленно или нет, — императоры основанной Веспасианом новой династии сочли, что его разрушение должно поспособствовать поддержанию мира в империи. Когда в 71 году по римским улицам пронесли в триумфальной процессии захваченное храмовое имущество, длинный ряд предметов добычи завершался свитком Торы. Римские власти больше не позволяли евреям приносить жертвы в Иерусалиме. Вместо этого со всех евреев империи взималась особая подать в императорскую казну — первоначально собранные таким образом средства предназначались на перестройку храма Юпитера Капитолийского в Риме. Из всех старинных привилегий, когда-то дарованных евреям в знак почтения к религии их праотцев, осталось лишь право не участвовать в религиозных ритуалах, посвященных другим богам. Слабое утешение… [1]
Как представляется, Иосиф Флавий, писавший вскоре после разрушения Храма, верил, что подлинный смысл сна Навуходоносора, истолкованного за столетия до разрушения Храма пророком Даниилом (в этом сне огромный камень разбил золотое, серебряное, медное и железное царства), состоял в том, что со временем Бог Израилев положит конец и власти римлян; однако, вопреки надеждам евреев на возмездие «нечестивому царству», до осуществления этой части божественного плана прошло еще много лет. Римская империя процветала, ее границы расширялись; во II веке она приобрела новые обширные территории, среди прочего и на Ближнем Востоке. В III веке северные и восточные границы империи лихорадило, но к началу IV века государство благополучно вышло из передряг и по-прежнему благоденствовало. И именно в этот момент его ожидало необычайное преображение: после того, как император Константин уверовал в Христа, началась постепенная христианизация все более широких слоев римского общества, особенно проявившаяся к концу века. В V веке, по мере того как римские позиции на севере Европы и в Западном Средиземноморье трещали по швам под ударами германцев (V век), на обломках империи возникали новые христианские государства (хотя и не всегда принадлежавшие к тому же направлению в христианстве, что и римские императоры). Старые культы не исчезли по всей империи мгновенно, но все же большинство населения Европы раннего и высокого Средневековья жило в христианских обществах того или иного типа [2].
Среди всех держав, стоявших некогда на пути Рима к вершине могущества, только Парфянское царство в Междуречье так и не покорилось полностью римской мощи. Однако в 220-х годах н. э. Парфия была захвачена изнутри иранской по происхождению династией Сасанидов. Сасаниды претендовали, хотя и без особых оснований, на родство с Ахеменидами, правившими пятью веками ранее (выдающимися представителями Ахеменидов были, в частности, Кир и Ксеркс), и уже в III веке н. э. сделали государственной религией зороастризм. Между тем в начале IV века император Константин Великий перенес столицу Римской империи в город Византий, переименованный в его честь в Константинополь, а в конце века Константинополь стал столицей отдельного государства — грекоязычной Восточной Римской империи, или Византии. Византия вела постоянные войны с сасанидской Персией, чьи экспансионистские амбиции не уступали римским, но в VII веке Сасаниды были неожиданно сметены арабами, которые под знаменем ислама — религиозно-политического движения, возникшего на Аравийском полуострове в начале века, — захватили огромные территории столь же молниеносно, как Александр Македонский тысячелетием ранее. Палестина, Египет, а вскоре и средиземноморское побережье Северной Африки попали под власть мусульман. Византия продержалась до 1453 года; вокруг нее консолидировались остатки греческого христианского мира, но в Леванте политическое влияние христиан по большей части ограничивалось периодическими попытками повторного завоевания Палестины крестоносцами с латинского Запада, предпринимавшимися с конца XI по XIII век. На противоположном краю Средиземноморья часть Испании была еще в VIII веке завоевана Омейядами, и мусульмане сохраняли свои позиции на полуострове вплоть до 1491 года
[73], когда эмир Гранады сдал последний мусульманский город Испании христианским монархам Кастилии и Арагона.