История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 145

От беспрерывных движений люди и лошади были изнурены до крайности; запас провианта истощился, и солдаты кормились только просом, которое топтали и уничтожали у горцев. Смоловши его между каменьями, они варили себе кашу без соли и без сала; у офицеров не было ни чаю, ни сахару, ни табаку, и продукты маркитантов все истощились. Платье и обувь отряда были вполне фантастические. Очевидец такими словами описывает батальон Ширванского полка, только что возвратившийся из экспедиции. Солдаты, говорит он, были «большею частью без мундиров, в куртках разного покроя, подходящих к зеленому цвету, в мохнатых черкесских шапках, в синих холщовых шальварах и в пестрых рубахах». Этот батальон, после утомительного похода за Кубань, был двинут в Кабарду и в шесть дней прошел 300 верст не по паркетной дороге. «Одна только любовь к дядюшке», как называли солдаты Ермолова, могла дать им такую чудесную силу ^[714].

Разорение, принесенное закубанцам экспедициями полковника Коцарева, было настолько сильно, что они вынуждены были обратиться к анапскому паше и просить его защиты. Не признавая фактически власти Порты над собою, закубанцы в трудные для них дни обращались к турецкому правительству с просьбою о помощи и тогда готовы были на словах стать в зависимое положение и временно подчиниться султану. Оттоманское правительство, ревнивое к распространению русских владений за Кубанью, охотно заступалось за закубанцев, хотя и без всякой надежды сохранить над ними свою власть или влияние. Анапский паша просил Ермолова не переходить за Кубань и тем не нарушать дружбы между двумя державами.

«Готов всегда жить мирно с народами дружественной державы, – отвечал Алексей Петрович анапскому паше ^[715], – и конечно не хуже вас умею соблюдать правила существующего трактата, почему, приступая к оружию, я обратился прежде с просьбою моею, когда в 1821 году закубанцы сделали нападение на земли черноморских казаков, живших в совершенном покое, чтобы ваше высокостепенство народы вам подвластные воздержали от разбоев. Вы сего не сделали и только тем кончили, что написали мне письмо.

В 1822 году закубанцы приняли к себе самых подлых и гнусных изменников, беглых кабардинцев. Я пришел с войсками к Кубани, но, храня обязанности дружбы, не преследовал кабардинцев на землях державы приязненной, и ни один русский не переходил за Кубань. Вашему высокостепенству жаловался на то, что закубанцы дают у себя убежище мошенникам кабардинским и что сии последние, живучи между ними, не перестают делать набеги и разбои; какое сделали вы мне удовлетворение? В 1828 году закубанцы разорили селение Круглолесское и увлекли довольно значительный плен. Сделали ли вы какое распоряжение, дабы усмирить разбои и удовлетворить за разорение, и ни один из пленных не возвращен. Подобные оскорбления не дают места снисхождению, особливо когда видно весьма, что закубанцы нимало не страшатся власти вашей и даже смеют оказывать ей неуважение. Мне по долгу звания моего надлежало оградить от разорения подданных моего великого государя, и по необходимости, совершенно против желания моего, должен был я прибегнуть к оружию, которого обязан не оставлять, пока не увижу достаточной безопасности и прочного спокойствия. От вашего высокостепенства зависит доставить их, если имеете вы силу удержать в порядке закубанцев».

Конечно, не во власти анапского паши было обуздать племена, считавшие себя независимыми и не признававшие над собою ничьей власти. Он хотел сохранить над ними хотя некоторое влияние и потому в сентябре 1824 года снова обратился с просьбою прекратить экспедиции за Кубань и уверял, что употребит строгие меры к воздержанию закубанцев от разбоев и набегов в наши границы. Паша обещал учредить посты по р. Кубани и принять на себя наблюдение, чтобы никто из хищников самовольно не переходил через реку.

«В доказательство, – отвечал Ермолов ^[716], – чистосердечного желания сохранить дружественные отношения паши, приказал я прекратить действия против закубанцев, а вас прошу запретить им производить разбои. Не скрою от вашего высокостепенства, что не престану всячески преследовать изменников великого моего государя, укрывающихся за Кубанью кабардинцев. Вы не обвините меня, если наказывать стану тех, кои будут давать им у себя убежище и пособие. Нельзя равнодушно смотреть на подобное нарушение дружбы, а вы, позволив им жить в границах ваших, доказываете тем, что удовлетворения дать не намерены».

Назначая в августе, по случаю смерти генерал-майора Сталя, временным начальником войск на Кавказской линии генерал-майора Вельяминова 8-го, главнокомандующий приказал ему остановить на некоторое время действия против закубанцев, и весь сентябрь наши войска не переходили через р. Кубань. Такая уступчивость только ободрила горцев, и они не прекращали своих грабежей. Тогда генерал-майор Вельяминов решился нанести им чувствительный удар и предпринял весьма продолжительную экспедицию. Переправившись 28 сентября через р. Кубань, он оставался в неприятельской стороне до 8 октября, прошел по рекам Урупу, Чамлыку, Лабе, Ходьзю, Фарсу, опять по Лабе и возвратился в Прочный Окоп.

В январе 1825 г. анапский паша вновь обратился к Вельяминову с просьбою не переправляться через Кубань и не разорять население, которое по последнему мирному трактату находится под властью Порты.

В ответ на это Вельяминов просил пашу заставить закубанцев возвратить наших пленных, изгнать от себя беглых кабардинцев и удовлетворить нас за грабежи, сделанные ими в границах наших. «Тогда, – писал Вельяминов ^[717], – ни один человек со стороны нашей не перейдет за Кубань с оружием в руках, а до тех пор войска российские не перестанут наносить закубанцам всевозможный вред».

Видя невозможность борьбы с русскими войсками, закубанцы постепенно отодвигались от р. Кубани и селились ближе к горам; часть кабардинцев признала более выгодным для себя покориться русскому правительству и, выходя из гор, селилась отдельными аулами на указанных местах. Те же из кабардинцев, которые считали невозможным подчиниться требованиям русской власти, также ушли в горы или пробирались в Чечню, где готовилось всеобщее восстание во имя религии, повелевавшей вести упорную борьбу с неверными.

Слух о религиозном учении, возникшем в Дагестане, достиг до Чечни, и среди населения стали говорить о скором появлении пророка, творящего чудеса и заговаривающего всех правоверных от русских пуль. Сообщники Бейбулата, уроженца селения Гельдыгена и известного коновода хищнических партий, говорили, что пророк, или имам – как называли его чеченцы, – послан самим Магометом для избавления правоверных от власти русских. Чеченцы рассказывали, что имам летает по воздуху на бурке, может ходить выше леса, ниже травы и по воде как посуху; что он заговаривает русские пушки и ружья, которые хотя и будут стрелять, но без вреда, а если и убьют кого из чеченцев, то только грешника, не верящего в святость и в пришествие имама. Переписываясь друг с другом, муллы старались усилить народное суеверие и даже присылали сказать мирным чеченцам, чтобы в известный день они убрали с полок посуду, так как имам сделает землетрясение. Наиболее ревностным проповедником и распространителем слухов об имаме был маюртупский мулла Магома. Он рассказывал, что настало время явиться имаму Хариса (Гариса), что он видел чудеса имама и что он скоро явится народу. По наущению муллы Магомы и стараниям Бейбулата герменчуковский чеченец Яук (Авко) принял временно на себя звание имама и, будучи известен в народе как юродивый, стал теперь, по толкованию Магомы, человеком, вдохновенным Божьего благодатью. Притворившись немым, Яук не отвечал ни на какие вопросы своих соотечественников, а Магома объявлял народу, что пророк начнет свою проповедь вместе с чудесами, которые будут в самом непродолжительном времени.