История войны и владычества русских на Кавказе. Народы, населяющие Кавказ. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 165

Первоначальный вид этого явления называется хишьетулла, или, как оно было известно в Дагестане, гышкулла – любовь к Богу, при которой человек способен к восприятию самых восторженных истин религии, изложенных в тарикате. При дальнейшем совершенствовании гышкулла обращается в зульмат – потемнение, темнота, которая потом может перейти в карамат – ясновидение, прозорливость. Человек, обладающий караматом, считается вступившим в область хякиката, то есть достигшим высшего духовного совершенства.

Каждый человек, истинно любящий Бога, может подвергнуться гышкулла, и чем чаще он будет устремлять свои мысли к Богу, чем чаще будет молиться и читать духовные книги, тем сильнее и продолжительнее будет гышкулла. Проявление гышкуллы обычно бывает в то время, когда молящийся, окончив чтение книг, начинает призывать имя Божие и произносит в течение нескольких часов без отдыха молитвословие ля-илляхи-иль-Алла Возвышая постепенно голос и устремляя мысли в горние выси, фанатик, что называется, зачитывается и с диким криком Аллах! падает в обморок. Такое состояние называется джязбэ, а в просторечии джазм, что в переводе означает влечение духа к Божеству.

Видимое же явление, которое проявляется у молящегося, может быть названо сотрясением. Люди, одержимые такого рода припадками, по их уверениям, во время обморока видят рай, ад и все подробности загробной жизни, а также пророков и ангелов, посланных верховным существом для беседы с ними, и даже самого Бога.

Известно, что самое высшее проявление этой деятельности было у самого пророка Магомета, который в таком состоянии продиктовал весь Коран, этот духовный и гражданский кодекс мусульман. В Дагестане же, по словам Шамиля, был только один человек, Ширвани-Хаджи-Абдулла, который неоднократно удостаивался лицезреть все эти чудеса, остальные же, делавшие вид, будто и они одержимы джазмом, были шарлатаны, находившие в подобном состоянии какие-то выгоды для себя.

Мы не будем говорить о том, насколько заслуживает веры фактическое состояние человека, одержимого джазмом, скажем только, что среди горцев не было недостатка в шарлатанах. Почти в каждом ауле были люди, которые выдавали себя за одержимых этого сорта болезнью.

По окончании намаза обычно в мечетях читают нараспев ля-илляхи-иль-Алла. Повторение этой фразы несколько десятков раз носит название зикра. При зикре весьма часто случается, что муршид (учитель или наставник тариката) дует на мюридов (учеников). От этого они приходят в такой экстаз, что начинают прыгать и падать на землю, как по волшебству. Прыгающие уверяют, что такое состояние происходит от проявления в них высшей духовной силы, а в сущности, они прыгают, только чтобы приобрести к себе уважение среди суеверного народа. Молодые горцы подсмеиваются над такими вдохновенными людьми, и потому последние, кто поумнее, показывают свои фокусы перед стариками или женщинами, но находятся и такие, кто предается джазму в мечетях при стечении народа.

Чтобы дать некоторое представление об этом религиозном шарлатанстве, приведем слова очевидца об одном из муталлимов (ученик при мечети). Когда в мечети начинали читать ля-илляхи-иль-Алла, он повторял сначала эту фразу тихо, вместе с прочими покачивая головой то направо, то налево. Потом, говорит Абдулла Омаров, он «постепенно повышал голос больше и больше, приходил в такое исступление, что едва слышалась только последняя половина фразы, то есть иллаллах; повторяя ее с отчаянным криком, он с бешенством начинал подпрыгивать на коленях, совершенно наподобие курицы, у которой сейчас оторвали голову, попускал при этом какие-то отчаянные крики и стонал: Аллах, Аллах! – наконец падал неподвижно, как мертвый. Народ смотрел на него с жалостью и завидовал его набожности. В короткое время он сделался известным целому аулу».

«Нам было досадно, – пишет далее Абдулла Омаров, – что все жители начали преимущественно обращаться к нему с просьбами написать какую-нибудь молитву или читать Коран за упокой души кого-нибудь умершего, а нас, остальных муталлимов, почти забыли. К тому же мы очень сомневались в действительности его джазма; он подавал нам повод подозревать его в фальши: так, например, бывало при нас, когда никого постороннего нет, он пил бузу, а народу проповедовал, чтобы не употребляли этого напитка, и рассказывал, как грешно и противно Богу пить бузу или водку и курить табак. Он даже избегал при людях есть хлеб, испеченный на дрожжах, потому что дрожжи делаются из бузы. Однажды мы сговорились испытать нашего святого во время божественного его вдохновения. По книге мы знали, что, кто в действительности впадает в джазм, тот лишается всяких чувств. Однажды мы командировали двух муталлимов, чтобы они стали рядом с нашим святым во время намаза и, когда он впадет в джазм, чтобы они вонзили ему в ногу тайком шило. Как только святой, по своему обыкновению, впал в обморок после сильных и частых прыжков своих, муталлимы потихоньку вонзили ему в ногу шило. Святой сначала ограничился маленьким движением, не желая дать знать, что он чувствует, а когда муталлимы не переставали повторять свой опыт, он вскочил вдруг и вскричал: «Ай, ай, что вы делаете!» – и тут же замолчал, опустивши голову на грудь; мы разбежались смеясь, а некоторые старики перетолковали этот случай совсем в пользу нашего святого. «Ах, бедный! – говорили они, – верно, к нему пришли ангелы»; другие же говорили, что, должно быть, нечистый дух преследует его и, вероятно, это на него он кричал. После этого он избегал соседства муталлимов при молитве, а если случалось таковое, то ни за что не впадал в джазм».

Люди, одержимые вторым видом религиозного фанатизма, зюлматом — потемнением, также падают в обморок и находятся в бесчувственном состоянии в полном смысле слова. Во время пароксизма больной не слышит, что говорят вокруг, и не сознает, что с ним делают. Физических страданий в это время он тоже не чувствует, но с приходом в сознание им овладевает слабость, продолжающаяся иногда несколько дней.

По свидетельству Руновского, этой болезнью страдал и Шамиль. Когда кто-нибудь выезжал из дома с намерением видеть имама и передать ему какую-нибудь экстренную и притом неприятную новость, Шамиль чувствовал это, даже если едущий был за десятки верст. Сердце его начинало биться сильнее, им овладевала тоска, и он испытывал головокружение. По мере приближения припадки постепенно усиливались, а когда он входил в дом, тогда имам окончательно падал в обморок ^[256].

Основываясь на этом, Руновский старается отвести от Шамиля подозрение в шарлатанстве перед народом и видит в этом только проявление болезни. Не оспаривая достоверности слышанного автором рассказа и не зная, как часто повторялось такое состояние у имама, можно, с другой стороны, привести факт, что на Гунибе, где Шамилю была сообщена самая неприятная новость, он все время был в сознании.