Черная медведица - читать онлайн книгу. Автор: Нина Бьерн cтр.№ 35

И хуже всего, что Медведица не могла понять, чего она боится больше: того, что, возможно, провалила задание, или что Ула сейчас брезгливо отвернется от нее. Почему вообще стало вдруг важно, что о ней подумают? Ведь никогда раньше не волновало.

Она сама себе удивлялась. Не узнавала себя. Внутри нее словно проснулся кто-то другой. Кто-то обиженный, забитый, загнанный в угол. Кто-то, некогда лишенный права голоса, а сейчас вдруг вырвавшийся свободу. И теперь этот «второй» бесновался. Крушил границы сознания, путал эмоции и чувства, заглушал голос разума, топил логику в собственной боли и выворачивал душу. Как теперь загнать этого монстра обратно?

– А до того, как попала к этим людям, ты помнишь что-нибудь?

Медведица уже не могла остановиться. «Второй» уже захватил в руки поводья и теперь летел очертя голову вперед. Эмоции и воспоминания неслись, словно запряженные в разбитую колымагу ополоумевшие лошади, не разбирая дороги.

Ведь Мишка помнила. Нет, не помнила она, как выглядел их дом или из какой кружки она пила молоко. Помнила само ощущение «Дом». Родной и такой близкий. И вот этим делиться почему-то не хотелось даже сейчас. Слова застряли в горле. Психованный «второй» подсказывал слова, полные обиды и страха. Умолял рассказать, как ей на самом деле больно. Признаться, какой жалкой она себя чувствовала, и надеяться на поддержку и понимание. Но зубы сжимались все крепче. Язык приклеился к нёбу. Стыдно. Застыла, словно окаменела фигура в кремовом платье.

– Не говори, если сложно. Оставь это себе. Ты помнишь. Не говори. Просто окунись в те ощущения. Переживи их заново.

И «второй» спрыгнул туда. Радостно. Как путник, много дней бродивший по пустыне, ныряет в спасительный водоем в оазисе. Утянул за собой все сознание в то ощущение «дома», которое смутно всплыло в памяти.

– Тебе хорошо там?

Черные глаза распахнулись удивленно. От хлынувшего в душу тепла. Хоть и скребла на задворках сознания мысль, что этого всего давно уже нет. Вырвано из души, вытоптано. Но ведь чувствует же!

– Хорошо. А теперь, посмотри на себя со стороны. На ту себя, которой просто хорошо дома. Что ты чувствуешь, глядя на нее?

И Медведица смотрела на ту себя, неожиданно расслабившуюся и отогревшуюся. В груди словно что-то мелко задрожало. Дыхание стало прерывистым. Как же она скучала! По дому? По самой себе? Не важно. По тому ощущению «дома».

– Смотри! Чувствуй, – продолжала Ула. – Ведь это все ты. Никто не может отнять у тебя «дом». Это твое, всегда было и всегда будет в тебе.

Не вырвано. Не вытоптано. Вот же оно! Целое и такое всепоглощающее. Это ощущение собственной цельности. Осознание этого заполнило душу. Годы рабства затерли его, унизили, уничтожили.

– В какую бы грязь не уронили кусок золота, в какие бы тряпки его не замотали, оно все равно останется золотом и не потеряет своей ценности.

Слова Улы задевали за живое, раненое, истерзанное. Ложились бальзамом на воспаленную рану. По щеке скатилась слезинка. Медведица стерла ее, удивленно покатав на кончиках пальцев. Она плакала. Впервые за много лет. От непонятного облегчения. От того, что стало чуть легче дышать. От благодарности. Слезы катились по щекам крупными каплями. Сдерживать их не было ни сил, ни желания. Они прорвались сквозь стыд и нежелание признаваться в своей слабости и теперь смывали с души грязь и скверну.

Ула подошла. Обняла ее за плечи. Гладила волосы, непослушными прядями торчащие во все стороны, утирала руками залитые слезами щеки и шептала слова утешения.

– Вот так. Поплачь, милая. Пусть выходит. Пусть освобождает. Будет новый день, будут новые силы.

Мишка прижалась лбом к животу Улы. Руки сами собой обвили ее за пояс.

Она плакала еще долго. Плакала, когда умывалась, когда легла в кровать. Ворочалась, роняя слезы на белоснежную наволочку. Заснула Медведица только с рассветом.

Утро наступило беспощадно. Солнечный свет настойчиво залезал под припухшие от слез веки, щекотал нос.

Глаза открывать не хотелось. Хотелось остаться в этом уютном облаке из одеяла. Поваляться. Потому что стоит только встать, и навалится внешний мир. Шумный, суетливый. И придется что-то делать, куда-то идти, с кем-то разговаривать. А сейчас было хорошо. На душе еще царило умиротворение.

Отголоски вчерашнего разговора с Улой еще грели сердце, и оно вдруг оттаяло. Накопило достаточно тепла, чтоб сошла ледяная корка. Чтоб размякла заиндевевшая душа. Мишка с удовольствием снова окунулась в то благостное состояние.

Вчера она бултыхнулась в него порывисто и резко. Почти с отчаянием. Сегодня она не спеша погрелась, как кошка перед камином. Уселась меховым «батончиком», поджав под себя промерзшие лапки, и зажмурилась. Обернулась облезлым хвостом. И тепло напитывало линялую шкурку, ласкало ушки, наполняло негой и спокойствием.

Приятно.

Дом.

Впервые за долгие годы она позволила себе думать о нем. Вспоминать. Слишком больно было. Слишком далеко спрятала воспоминания и образы. Чтоб не царапала душу тоска. Чтоб не лишала сил. Чтоб выживать и не сломаться.

Сама того не осознавая полностью, она несла с собой эту тоску, словно наполненный камнями заплечный мешок. Глупо. Нести тяжело, а бросить даже не возникает мысли. Как же я тогда буду жить без мешка? Чем тогда буду занимать руки? Вот об этот камень я споткнулась на той дороге, а вот этим в меня бросил уличный хулиган. И кажется, что именно в этих камнях и воплощается опыт. Болезненный, тяжелый, твой. И вот ты латаешь поношенную ткань, пришиваешь на место полуоторванные лямки, чтоб ни один камешек не потерялся, иначе нечего будет перебирать долгими тоскливыми вечерами.

А сейчас именно тут поняла, что можно вспоминать о доме без выворачивающего душу отчаяния. И можно сохранить тепло и воспоминания без отягощающего ежесекундного напоминания. Без наглядного подтверждения.

Как вчера говорила Ула? «Просто скажи «спасибо» за то, что это было в твоей жизни, и отпусти». И ведь получилось. Как-то само собой. Разжались руки. И появилась возможность немного распрямить спину и развернуть плечи. И, может быть, поднять голову к небу вместо того, чтоб пялиться себе под ноги, выискивая невольно новые камни.

Боль отступила. Немного. Она не пропала бесследно и еще напоминала о себе, как соринка, попавшая в глаз. Слезы уже вымыли ее, но глаз еще саднило. Облегчение смешивалось с воспоминаниями, ощущением, что недавно еще было очень плохо. Но уже можно было смотреть вперед. А что ждет впереди? Мишка нахмурилась и натянула одеяло на голову. Задание.

Благостное состояние улетучилось. Мгновенно выстыла душа. Словно выдуло безжалостным ледяным ветром невовремя посеянные семена.

Столько сил. Столько борьбы, усилий. Подвалы, кандалы, кровь, боль. Многолетние тренировки, бои, десятки разных противников – все служило одной единственной главной цели. Свобода.

Не было жалости к противникам. Они воспринимались как череда препятствий. А сейчас Медведица вдруг стала думать о них как о людях. Живых. И у каждого из них история была похожа на ее собственную. Почти все были так же украдены, вырваны из рук матерей, подобраны на пепелищах разрушенных войной деревень и городов осиротевшими. Почти все выросли с такой же мечтой. Все рвались к ней остервенело. Тренировались, дрались и погибали ради нее.