— Чего вам нужно?
Гоплиты молча приближались и загнали его в угол. Этеокл потихоньку скрылся, его исчезновения никто не заметил.
— Ты должен пойти с нами.
«Не похоже, что это единственная ваша цель», — подумал Акенон, стараясь не упускать никого из виду.
— Кто вас прислал? — решительно спросил он.
— Нас прислал Кротон! — ответил один из гоплитов, видимо, главный.
Акенон оценил свои шансы.
— Хорошо, — согласился он наконец.
Должно быть, это наемники Килона. Милон предупредил, что тот содержит небольшой отряд. Лучшее, что он мог сделать, это не сражаться с ними, а выйти на улицу и попросить о помощи других солдат или кого-то, кто его знает.
Он двинулся к выходу. Один из гоплитов пристроился у него за спиной, стараясь не шуметь, достал меч и поднял над головой. Акенон заметил его маневр, но было поздно. Солдат с силой опустил руку и ударил его рукояткой по затылку.
Акенон рухнул как подкошенный. Другой солдат поспешил укутать его голову капюшоном, чтобы его никто не узнал. Они взвалили его на спину лошади и отправились в путь, избегая оживленных улиц.
Когда они были недалеко от места назначения, Акенон пришел в сознание. Голова раскалывалась от боли, в капюшоне он задыхался. Попытался высвободиться, чтобы глотнуть воздуха, но обнаружил, что руки связаны за спиной. В этот момент лошадь остановилась, и Акенон расслышал слова одного из похитителей.
— Брось в подземелье, — презрительно пробормотал он. — Хозяин им займется.
Глава 77
29 июня 510 года до н. э
Ариадна неспешно прогуливалась по общинному саду вдоль кромки пруда. Ее потерянный взгляд блуждал по поверхности воды, где скользил трепетный силуэт оранжевой рыбы.
Обеспокоенный Пифагор шел рядом, пытаясь угадать, что именно она собирается ему сказать. Он искоса посматривал на дочь. Безразличие на лице Ариадны было защитной маской, которую он видел много раз.
«Все те же болезненные воспоминания о прошлом», — думал он.
Пифагор предполагал, что дочь связывают с Акеноном нежные чувства. Быть может, они-то и всколыхнули травмирующее прошлое.
Скорее всего, оно и разрушило ее связь с Акеноном.
Ему не нужно было, чтобы дочь что-то объясняла, он и так все видел и понимал. Но это вовсе не означало, что он знал, как ей помочь. Напряженная атмосфера и ощущение угрозы, нависшие над общиной, усиливали ее душевные муки.
Отец и дочь молча гуляли, погруженные каждый в свои размышления.
«Лучше всего, — подумал Пифагор, приняв наконец решение, — отослать ее на полгода к брату в Катанию».
Он взял дочь за руку и заговорил.
* * *
По пути между общиной и Кротоном великий учитель Аристомах с удивлением услышал, как кто-то окликает его по имени:
— Учитель Аристомах! Учитель!
Он повернулся на голос и инстинктивно отступил к телохранителям. Один из его учеников приближался по северной дороге верхом на осле, с силой вонзая пятки ему в бока.
— Что с тобой, Гиппархид? — спросил Аристомах, когда ученик подъехал ближе. — За что ты так наказываешь бедное животное? Какие новости ты принес? — В общении с учениками он старался выглядеть спокойным, хотя с тех пор, как начались убийства, ему было трудно контролировать свои эмоции.
— Награда, учитель Аристомах, награда Главка…
Гиппархид спрыгнул с седла и на мгновение замолчал, чтобы прийти в себя. Аристомах почувствовал, что его правая рука задрожала. Он обхватил ее левой и осторожно положил на колено.
— Что там с наградой? Говори.
— Учитель… награда нашла своего победителя.
«Это невозможно!»
Лицо Аристомаха застыло от изумления. Он открыл рот и попытался что-то сказать, но лишь хлопал губами, как рыба, вытащенная из воды.
— Вчера утром я был в Сибарисе, — продолжал Гиппархид. — Разговаривал с братом-пифагорейцем, который знаком с секретарем Главка. Этот секретарь сказал, что несколько дней назад Главк выплатил золото, назначенное в качестве награды. Тысяча пятьсот килограммов золота!
— Но… известно ли… известно ли, кто… как… — залепетал Аристомах.
Гиппархид покачал головой.
— Неизвестно, кому оно досталось, учитель. Секретарь сказал, что золото забрал человек в капюшоне… — Выражение его лица омрачилось, как и голос. — И добавил кое-что еще.
Аристомах сглотнул слюну и дождался, пока ученик закончит.
— Похоже, человек в капюшоне позаботился о том, чтобы всем было понятно: он нашел решение, используя священную теорему нашего великого учителя.
Аристомах в ужасе отступил на шаг.
Теорему Пифагора!
* * *
Хмуря брови, Ариадна размышляла над предложением отца.
Уехать в Катанию…
Золотистые глаза Пифагора обволакивали ее, но она не чувствовала их тепло, как случалось прежде. Она отвела взгляд и отошла на несколько шагов.
«Через полгода Акенона здесь не будет», — подумала Ариадна.
Она была в замешательстве. Ей уже приходило в голову, что, может, лучше вообще не видеться с Акеноном. Однако теперь, когда эта возможность была осуществима, она чувствовала, как сердце сжимается до боли.
Она встревоженно подняла голову. Кто-то торопливо приближался.
«Это Аристомах. Интересно, что у него стряслось?»
Учитель шел настолько поспешно, насколько мог, чтобы не сорваться на бег. Он прилагал все усилия, чтобы сохранить над собой контроль, но на лице ясно читалось, что у него вот-вот случится приступ паники.
Поравнявшись с ними, он негромко заговорил.
— Учитель, Главк вручил свою награду.
Пифагор окаменел.
— Что-нибудь еще известно? — сказал он наконец.
— Да. — Аристомах склонил голову, прежде чем продолжить. Было ясно, что ему не по душе то, что он собирается добавить. — Похоже, приближение к показателю, которое искал Главк, было найдено… с использованием теоремы, носящей твое имя.
Лицо Пифагора сморщилось, словно его укусила змея.
«Боги, это еще одно послание убийцы… — подумал он. — И еще одно доказательство того, что его способности безграничны».
Пифагор не сомневался: задачу решил убийца. Кто еще мог продемонстрировать столь удивительные способности, поправ, таким образом, закон тайны, предотвращающий доступ к высшим знаниям?
Этот человек сделал невероятное открытие и передал его опасному безумцу в обмен на золото.
Ариадна попыталась прочесть, что написано на исхудавшем лице отца. Новость поразила всех, но в первую очередь Пифагора. Кто-то достиг того, что, по его утверждению, было невозможно. И особенно унизительно было то, что он использовал его знаменитую теорему.