Килон привык получать лишь прямые ответы, но не обратил на это внимания.
— Зачем мне, Килону из Кротона, объединять свои силы с неизвестным? — ответил он, лихорадочно соображая, кто прячется за капюшоном. Может, продажный член Совета Трехсот?
— Потому, что этот незнакомец может добиться того, чего не можешь ты, и потому, что способны навредить Пифагору больше, чем поодиночке.
— Я контролирую почти половину Совета, — заявил Килон: его гордость была уязвлена. — А чем ты можешь помочь в этой борьбе?
Голос незнакомца стал еще мрачнее, в нем зазвучала твердость, заставившая Килона выпрямиться в седле.
— Ты контролируешь меньше половины семисот изгоев; это чуть больше, чем ничего. Без моей помощи тебе грозит полный провал. Чего ты достиг за это время, Килон? Ничего. Чего достиг я? — Он сделал паузу, когда же продолжил, в голосе звучало жестокое ликование: — Пифагор потерял половину своих доверенных людей: Клеоменида, Даарука и Ореста.
— Это ты их убил?
Человек в капюшоне не ответил.
— Хорошо, — продолжал Килон. — У тебя есть действенные средства, чтобы развалить секту. Но если ты так силен, зачем тебе понадобился я? — спросил он хриплым голосом.
Человек в капюшоне покачал головой.
— Ненависть дает много энергии, а в тебе много ненависти. Это хорошо, но не трать ее на меня. Различай врагов и друзей и старайся всегда держать огонь в сердце и лед в уме.
«Он похож на пифагорейского учителя», — удивился Килон. Человек в капюшоне говорил уверенно и излучал силу, которую Килон чувствовал только в присутствии Пифагора. Вот только энергия его носила зловещий оттенок.
— Как мне узнать, что ты не приготовил мне ловушку? Что не работаешь на секту?
— Ты это чувствуешь, — загадочно произнес хриплый голос.
Это правда. Килон чувствовал не только его силу, но и ненависть: незнакомец ненавидел Пифагора так же, как и он сам.
— Как ты предлагаешь сотрудничать? — поинтересовался он наконец.
Ему показалось, что до него донеслось удовлетворенное рычание, затем человек в капюшоне ответил:
— Совет нам понадобится, однако действовать придется в тени. Пифагор не должен замечать никаких перемен. Сохраняй противоположную ему позицию в Совете, но не посягай на большее, чтобы не обнаружить силу, которую мы обретем вместе.
— А как мы собираемся обрести эту силу?
— Ты организуешь встречи с теми членами, которые пока не имеют четкой позиции. Я буду присутствовать на этих встречах, используя силу убеждения, а заодно и золота. Как только мы обратим нескольких из Совета, остальные сами постучат в нашу дверь, чтобы не оставаться в меньшинстве.
— Золото — весомый аргумент, но чтобы купить поддержку людей, у которых его и без того хватает, золота потребуется очень много.
— Я готов его предложить. Каждому из них.
«Что же это за человек?» — удивленно спросил себя Килон.
— Хорошо, — ответил он. — Но я хотел бы видеть лицо того, кому собираюсь доверять.
— Разумеется, — прошептал глухой голос.
Килон внимательно наблюдал, как таинственный человек снимает капюшон. Когда он закончил, политик почувствовал, как у него остановилось сердце.
«У него нет лица!» — ужаснулся он.
Невольно дернул поводья, и лошадь взвилась на дыбы. Он с трудом удержал равновесие, не отрывая взгляда от пугающего зрелища. Тело незнакомца, казалось, заканчивалось на уровне шеи, дальше же не было ничего, только темнота, такая же глубокая, как тени, окружавшие его со всех сторон.
Безликий человек сделал два шага вперед.
— Доволен?
На таком расстоянии Килон мог разглядеть его лучше.
— Ты носишь… ты носишь маску?
— Да, — сухо ответил человек в маске.
Килон немного успокоился, но не решался попросить незнакомца, чтобы тот снял свою черную маску.
— Есть еще кое-что, — добавил человек в маске. — У нас есть двое особенно докучливых врагов. Один из них — Милон, главнокомандующий, которому многие просто неприлично верны. Однако нападать на него напрямую было бы преждевременно. Я разберусь с Милоном, не пытайся ничего против него сделать, — сказал он тоном, не допускающим возражений. — Другой враг — Акенон, египетский сыщик. Полагаю, ты его знаешь.
— Еще бы! Пифагор позорит Кротон, передав функции органов порядка этому египтянину. — Последнее слово Килон сердито выплюнул.
— Акенон — помеха и возможная опасность в деле достижения наших целей. К счастью, он и близко не имеет той поддержки в Совете, которая есть у Милона. — Человек в маске с силой сжал кулак, раздавив воздух. — Я расскажу тебе, как мы справимся с Акеноном… сегодня же.
Глава 76
29 июня 510 года до н. э
Утро было в разгаре, когда Акенон вошел в конюшню Этеокла.
— Какая радость, мой добрый друг Акенон!
Под растрепанной бородой торговца просияла улыбка, предназначенная для лучших клиентов.
— Доброе утро, Этеокл. Мне приятно, что ты встречаешь меня с такой радостью, но не ожидай, что я буду покупать лошадь при каждой нашей встрече.
— Конечно же, не при каждой, а только в том случае, если она тебе понадобится, — засмеялся Этеокл, довольный собственным остроумным ответом. — Кстати, я видел, как мои слуги ухаживают за твоей лошадью. Надеюсь, ты ей доволен.
— Да, весьма. Думаю, как и ты, судя по цене, которую я за нее заплатил.
Продавец рассмеялся, похлопав его по спине.
— Но сегодня я явился к тебе, — продолжил Акенон, когда приветствия закончились, — чтобы расследовать преступление.
Этеокл кивнул, неожиданно помрачнев. Он терпеть не мог участвовать в дознаниях.
— Полагаю, ты ведешь учет животных, которых продаешь.
Этеокл снова сдержанно кивнул. На самом деле он вел не одну, а целых две записи. Одну сумму записывал, чтобы вести учет делам, другую, чтобы вносить поменьше денег в городскую казну.
— Меня интересует, — продолжал Акенон, — не приобрел ли у тебя лошадь несколько недель назад солдат по имени Крисипп. Поскольку я предполагаю, что сделал он это не сам или не стал называть своего имени, я хотел бы изучить все сделки.
Этеокл задумчиво поскреб подбородок.
Вдруг громкий крик прервал его размышления.
— Акенон!
Они повернулись к двери, ведущей на улицу. В конюшню ворвались шестеро гоплитов с копьями наперевес, у каждого был щит, на поясе висел меч. Угрюмые лица и построение дугой ясно выдавали их замысел.
Акенон тут же понял, что другого выхода нет, и инстинктивно отступил к ближайшей стене. Так он не позволял себя окружить, но шестерых хорошо вооруженных солдат — слишком много, чтобы противостоять. Он решил не доставать саблю.