«Но ведь это не последний камень, верно? – прошептал его внутренний голос. – Ты знаешь решение».
Подвал под люком из палисандра.
«Нет».
Улыбка Лены померкла, но не исчезла.
– Я понимаю, что тебе трудно, но ничего не могу с собой поделать. Я счастлива.
Она снова обняла его, на этот раз осторожно, как мать обнимает ребёнка.
Шэй похлопал её по спине.
– Прости, что не могу разделить твою радость.
Она отпустила его, встала и подняла свою рубашку.
– Что с тобой будет?
– Тебе не всё равно?
Молчание, затем простой ответ:
– Нет.
– Дэлин либо посадит меня за решётку, либо сошлёт в родовое поместье. Навсегда.
– В таком случае мне тоже жаль. Но я хочу, чтобы ты знал: ты поступил правильно. Пусть ты и не веришь в Башню-близнеца, но во что-то же ты наверняка веришь, правда? В мире столько необъяснимого.
Шэй подумал об олене и сказал:
– Например?
– Я тебе говорила, почему дракири не пускают незнакомцев к себе в дом?
– Потому что большинство незнакомцев – сволочи?
– Потому что мы не знаем, где наш истинный дом.
– Насколько я знаю, ваша родина в Пангании… или ты говоришь образно?
– Пангания была лишь перевалочным пунктом, не более.
– Так Оуэнбег – ваше второе пристанище? Откуда же вы изначально?
– У нас нет никаких свидетельств о том, откуда мы на самом деле; мы знаем лишь, что прибыли из иного места, и, пуская нового знакомого под свою крышу, мы как будто делимся уязвимостью.
– У твоего народа слишком богатое коллективное воображение. – Когда она положила ладонь на дверную ручку, он сказал: – Я не хочу, чтобы это было в последний раз.
– Тогда начни освобождать свой винный шкаф, – Она шагнула в коридор и остановилась. – Я рано или поздно покину Оуэнбег. Ты спросил, не всё ли мне равно? Я тебе отвечу: ты можешь уйти со мной… Если твоя королева не посадит тебя под замок.
Он вспомнил, как они катались на карусели в поселении, как вокруг них кружились краски мира, птицы, запахи осени.
– Да, я мог бы.
Она закрыла за собой дверь.
* * *
Дорогая сестрёнка, мой прекрасный цветок, думаю, я какое-то время помолчу. Хочется тишины. Слишком многое произошло, и не уверен, хватит ли мне сил даже на наши воображаемые разговоры. Не сердись на меня (я знаю, ты не можешь сердиться, ведь мертвецы – единственные в этом мире, кто знает покой), и я обещаю, что снова с тобой заговорю. Я снова стану целым.
Но не сейчас.
5
Когда мальчишка Дэниел снова объявился, вместо бренди он принёс записку: «Встретимся там, где ты берёшь эту дрянь. Нужно поговорить».
Подписи не было.
Он распахнул дверь таверны. За стойкой трактирщик выливал последние капли лета в пивную кружку. Должно быть, он собирался выпить её самостоятельно, потому что заведение пустовало – если не считать Шэя, дряхлого пьянчужку, со свистом посапывавшего на скамье рядом с вешалкой, и Бриэль.
Она сидела в углу у решётчатого окна. Стеклянные ромбики в середине были красными, и солнце, проникая сквозь них, окрашивало её руки, лежавшие на столе: они словно были в крови.
Он опустился на сиденье напротив.
– Здравствуй. Ты написала, что хочешь поговорить?
Бриэль молчала.
– Я бы поговорил о погоде, но она сегодня вопиюще непримечательная.
– Перестань, – прищурившись, она посмотрела на него, и Шэй только тогда заметил, что она ничего не пьёт.
– Что происходит, Бриэль?
Она улыбнулась одними губами:
– Это ты мне скажи.
– Что сказать?
– Ты пообещал дать мне два месяца.
Трактирщик запрокинул голову и залил себе в рот пива.
– Я пообещал дать нам два месяца.
Она подалась вперёд:
– Ты вчера переспал с Леной.
«Чёрт».
– Я случайно заметила, – сказала она. – Я видела, как она выходила из твоих покоев.
– Кто-нибудь ещё её видел?
– А одного свидетеля тебе мало? Пораскинь мозгами, Шэй: что случится, если я шепну об этом герцогу?
С таким видом, словно он исполнил своё жизненное предназначение, трактирщик опустил кружку на стойку. Пьянчужка перестал храпеть, и в помещении тонким слоем протянулась готовая лопнуть тишина.
– Что? Зачем тебе это? Бриэль, что происходит? – Он хотел взять её за руку, но она её отдёрнула.
И, словно возмещая эту утрату близости, подалась вперёд ещё больше.
– Ты предал меня, вот что происходит.
– Как я тебя предал, переспав с Леной? – «Она испытывает ко мне чувства». – У него на лбу проступил холодный пот. Как же он не заметил этого раньше? Общая тайна, возможность довериться лишь друг другу – благодатная почва для всевозможных чувств…
Он прокашлялся.
– Слушай, я тоже считаю тебя привлекательной… Но, пожалуйста, пойми меня правильно, в наших встречах не было ничего особенного, мы просто…
Бриэль отшатнулась, как заводная игрушка, уставилась на него широко раскрытыми глазами, – затем расхохоталась. Пьянчужка у вешалки вздрогнул и резко сел.
– Ты что вообще несёшь, Шэй? Мне нет никакого дела, считаешь ты меня привлекательной или нет.
– Но ты же сказала…
– Я сказала, что у тебя есть тайна, и я её знаю – как и ты знаешь мою. Так что, если ты собираешься обо всём доложить…
– Доложить? Кому?
Она подняла палец, и он посмотрел туда, куда она указывала. В окне за треугольными крышами виднелся холм с замком, тёмный у основания и золотистый на вершине.
– Слушай, я сдаюсь, – сказал Шэй. – Я сдаюсь. Я больше не желаю играть в эту игру. Просто скажи всё прямо.
– Посмотри на крыло Кейли.
«Боже, а ведь она права. Она совершенно права». Заброшенному крылу полагалось быть мёртвым, но одно из окон на старом балконе Шэя было распахнуто, и ему показалось, что он заметил внутри движение.
Бриэль сказала:
– Он здесь, чтобы перепроверить или чтобы арестовать меня?
– Кто «он»?
– Это ты мне скажи. Судя по акценту, ещё один тип из столицы. Ты всё ему рассказал о моей ошибке? О том, как Бриэль облажалась с элементарными расчётами?
Он хотел спросить: «Почему же я его не видел?» – но, разумеется, он уже знал ответ. Единственным, кого он в последние дни видел регулярно, был деревенский мальчишка с льняным мешком, полным выпивки.