Жизнь Бунина. Лишь слову жизнь дана… - читать онлайн книгу. Автор: Олег Михайлов cтр.№ 114

Ответить на этот вопрос и легко, и трудно. Простое лежит на поверхности. Отчасти это объясняет сам Алданов, откликнувшийся на кончину Бунина скорбной и честной статьей. «Несмотря на свою славу, – пишет он, – Бунин был до конца своих дней очень чувствителен и к лестным, и к нелестным отзывам». А Алданов и говорил, и писал Бунину о его произведениях и о нем самом только в превосходной степени.

«Очаровала меня первая часть «Митиной любви»; второй я так и не видел, – писал, например, Алданов Бунину 30 марта 1925 года. – Счастливый же вы человек, если в 54 года можете так описывать любовь. Но независимо от этого, это одна из лучших Ваших вещей (а «Петлистые уши» – назло Вам! – все-таки еще лучше). Некоторые страницы совершенно изумительны. Пишите, дорогой Иван Алексеевич, грех Вам не писать, когда Вам Бог (пишу фигурально, так как я – «мерзавец-атеист») послал такой талант». «Вы вообще самый мудрый человек, которого я только знаю», – записала слова Алданова, сказанные Бунину 23 июля 1930 года, Вера Николаевна (сама она только засмеялась, добавив: «Ян и мудрость»). В письме от 7 июля 1936 года Алданов утверждал: «Я считаю так: обо мне, например (кроме моих химических трудов), все забудут через три недели после моих похорон. Вас будут читать пять тысяч лет» и т. д. и т. п. – все в том же духе.

Не это ли было ключиком, отмыкавшим «герметическую» бунинскую душу? К тому же с годами Бунин терял, а не приобретал друзей. А после 1945 года произошел идейный раскол в эмиграции и большинство – в том числе даже самый давний и близкий друг Б. К. Зайцев – отошло от него.

Алданов же оставался неизменно предан Бунину, заслужив признание, записанное А. Бахрахом: «Этому человеку я верю больше всех на земле». Но любил ли Бунин и мог ли вообще любить алдановское творчество? Вряд ли. В письмах, правда, хвалил его романы, однако как-то осторожно, причем порою Алданов прямо-таки напрашивался на это. Характерно, однако, что в своих дневниках Бунин словно избегает говорить об алдановских произведениях (впрочем, изредка допуская и некоторую иронию, вроде сравнения с чеховским кучером): сам автор очень мил, обаятелен, умен, но и только.

Зато показателен оттенок весьма критического отношения к «журнализму» Алданова, который прорывается в дневниках бунинской «музы» Галины Кузнецовой. В ее восприятии – это писатель-репортер. Да вот хотя бы характерная запись из «Грасского дневника» от 27 июня 1930 года:

«Уже объезжая гору, на которой видны три купола обсерватории, он (то есть Алданов. – О. М.) стал расспрашивать, как называется то или иное дерево, какой лес на соседней горе, потом стал делать предположения, как доставляют сюда провизию, есть ли какие-нибудь развлечения ‹…›.

Всю дорогу туда и обратно он расспрашивал. Это его манера. Разговаривая, он неустанно спрашивает, и чувствуешь, как все это складывается куда-то в огромный склад его памяти, откуда будет вынуто в нужный момент ‹…›.

Прощаясь, я ему сказала:

– Завидую вам, Марк Александрович. Вот вы сейчас придете к себе, выпьете чаю, сядете писать… Все у вас уже налажено, роман выдуман, остается писать…»

Если вдуматься, характеристика уничтожающая. Наблюдения копятся рационально и расчетливо, но все – мимо души. А ведь Галина Кузнецова в эту пору жила мыслями и чувствами своего кумира, была его «эхом». Остается догадываться, что ни тогда, ни тем более позже, когда почти нищий, старый и больной Бунин видел в Алданове, можно сказать, единственного друга-писателя, он не решался высказать правду о нем хотя бы «для себя». Но полагаю, в душе все же мерил алдановское творчество иной, «бунинской» мерой. А дежурные хвалы в переписке? Не так ли Бунин хвалил в свое время и неизмеримо куда более талантливого Горького…

Но талант талантом, а верность и преданность выше «литературы». По крайней мере, Бунин верит каждому слову, каждой алдановской оценке, в том числе и отзыву о «Темных аллеях». Правда, Бунину Алданов пишет не совсем так (или совсем не так), как Гребенщикову. «Снова повторяю, что Ваши рассказы я получил и страшно Вам благодарен, – сообщает он Бунину 2 августа 1941 года. – Они чудесны, от многих я в полном восторге». И лишь затем позволяет себе осторожно предупредить: «Но смелый Вы человек, дорогой Иван Алексеевич! Ведь ругать Вас за вольность некоторых сцен будет всякий, кому не лень: будут говорить «порнография», лавры автора «Леди Чэттерлей»…» и т. д.

Но этого, лавров английского писателя Лоуренса, провозгласившего тезис о роковой непримиримости полов (роман которого «Леди Чаттерлей» даже «судили» общественным судом на предмет его безнравственности), Бунин не страшится.

Как же видится сегодня книга «Темные аллеи», последняя цельная книга художественных произведений Бунина?

4

Цикл рассказов, составивших книгу «Темные аллеи» (напечатанный первоначально в Нью-Йорке в количестве 600 экземпляров) и вышедший в окончательном, полном виде в 1946 году в Париже, явился центральным событием бунинского творчества последних лет. Это единственная в своем роде книга в русской литературе, где все – о любви. Тридцать восемь новелл этого сборника дают великое разнообразие незабываемых женских типов – Руся, Антигона, Таня, Галя Ганская, Поля («Мадрид»), героиня «Чистого понедельника»… Вблизи этого соцветия мужские характеры куда невыразительнее; они менее разработаны, подчас лишь намечены и, как правило, статичны. Они характеризуются скорее косвенно, отраженно – в связи с физическим и психическим обликом женщины, которую любят и которая занимает в рассказах самодовлеющее место. Даже тогда, когда «действует» только «он», например, влюбленный офицер, застреливший вздорную красивую бабенку («Пароход «Саратов»), все равно в памяти остается «она» – «длинная, волнистая» и ее «голое колено в разрезе капота».

«Всякая любовь – великое счастье, даже если она не разделена» – эти слова из книги «Темные аллеи» могли бы повторить все «герои-любовники» у Бунина. При огромном разнообразии индивидуальностей, социального положения и т. п. – они живут в ожидании любви, ищут ее и чаще всего, опаленные ею, гибнут. Такая концепция сформировалась в творчестве Бунина еще в предреволюционное десятилетие. Любовь-страсть приводит человека на опасную черту, независимо от того, кто перед нами – элегантный в белоснежном костюме и накрахмаленном белье капитан из «Снов Чанга», легко цитирующий индусских мудрецов, или корявый мужичонка Игнат, не имеющий даже добрых сапог; «редкий умница» помещик Хвощинский или девятнадцатилетний Эмиль Дю-Бюи, игравший в декадентство и сам ставший жертвой вызванных им неведомых сил.

В нашей отечественной литературе до Бунина, пожалуй, не было писателя, в творчестве которого мотивы любви, страсти, чувства – во всех его оттенках и переходах – играли бы столь значительную роль. Занятая разрешением философско-нравственных проблем, русская литература как бы стыдилась долгое время уделять исключительное внимание любви или даже (как это было у позднего Толстого) вообще отвергала ее как недостойный «соблазн».

Бунин не знает, кажется, себе равных в этой таинственной области. Причем любовь ровная, тихое горение, безбурное счастье, равно как и драма рассредоточенная, растворенная в обыденности (пример – «Дама с собачкой») – все это высокомерно отвергается героями и автором. Любовь – «легкое дыхание», посетившее сей мир и готовое в любой миг исчезнуть, – она является лишь «в минуты роковые». Писатель отказывает ей в способности длиться – в семье, в браке, в буднях. Короткая, ослепительная вспышка, до дна озаряющая души влюбленных, приводит их к критической грани, за которой – гибель, самоубийство, небытие: