Черный воздух. Лучшие рассказы - читать онлайн книгу. Автор: Ким Стэнли Робинсон, Джонатан Стрэн cтр.№ 62

Спустившись вниз, я свернул влево и направился к университетскому комплексу. Дождь хлестнул по щекам, и мне само собою, автоматически пришло на ум вернуться за зонтиком, однако я в раздражении выкинул эту идею из головы. В небе время от времени рокотал гром, но яркие («яркие»… то есть, на мой взгляд, нечто определенно светлое посреди очевидной тьмы) вспышки, на время даровавшие мне подобие зрения, исчезли, как не бывало.

В пути я без остановки ругал себя за глупость и самонадеянность. Я принял теоремы за аксиомы (не в этом ли состоит самый распространенный изъян логического синтаксиса человека?), даже не задумавшись о том, что на них опираются все дальнейшие логические построения. И вот, пожалуйста: дерзнув бросить вызов неизвестной мне силе, вне всяких сомнений, оказался в нешуточной опасности, и Мэри, как следствие – тоже. Чем больше я думал об этом, тем страшнее мне становилось, пока я, наконец, не перепугался всерьез, как и следовало еще в самом начале.

Ливень сменился прерывистой, беспорядочной моросью. Воздух заметно остыл, ветер стих, если не брать в расчет случайных порывов. По мокрой мостовой 21-й улицы, шипя, проносились машины. Моторы гудели, словно голос Мэри, повсюду вокруг хлюпало, булькало, капало. Проходя перекресток 21-й и K, где временами располагался с тележкой Рамон, я от души порадовался тому, что его на углу наверняка нет, что мне не придется молча проследовать мимо – возможно, проигнорировав жизнерадостное приглашение купить брецель, или даже его особое, специфическое «хелло». Дурачить друга этаким образом очень бы не хотелось, однако при желании получиться могло бы запросто! Всего-навсего пройти мимо, а он бы и не узнал…

При этой мысли гнетущее чувство собственной неполноценности, память обо всех мелких разочарованиях, обо всех жестоких уроках, пережитых с рождения, накрыла меня огромной, неодолимой волной, принесшей с собою такой же страх, такое же чувство тревоги, как и «пых-бум-м» грозы, и тугие потоки ливня: где я, куда меня понесло, как мне хватает сил сделать еще хоть шаг?

Страх парализовал. Казалось, я никогда не избавлюсь от действия наркотиков, подсунутых Джереми, я все еще противлюсь навеянным ими галлюцинациям. Пришлось в буквальном смысле слова остановиться, как вкопанный, замереть столбом, опереться на трость.

Тут-то я и услышал их шаги. «Банши» Генри Кауэлла начинается со скрежета ногтей о «верхние» струны открытого рояля – так вот, той же музыкой откликнулись на звук шагов мои нервы. Однако шаги (трех, а может, четырех пар ног) стихли спустя секунду после того, как я остановился.

Сердце в груди забилось с такой силой, что какое-то время я совершенно ничего больше не слышал. Глубокий вдох помог слегка успокоить его. Ну, разумеется, за мною следят, что может быть логичнее? А впереди, в моем кабинете…

Я двинулся дальше. Подхлестнутый порывом ветра, дождь зарядил сильнее. Проклятье… попробуй расслышать хоть что-нибудь, когда повсюду вокруг стучат капли, и ты – словно бы посреди вселенского «плюк-плюк-плюк», однако теперь, зная о слежке, я слышал за спиною шаги трех или четырех (скорее все-таки трех) человек, идущих сзади в ногу со мной.

Пора двигать в обход: вместо того, чтоб следовать дальше по 21-й, свернуть к западу, на Пенсильвания-авеню, и поглядеть, что станут делать преследователи. Приостановившись и не услышав шума приближающихся машин, я быстро миновал «зебру» (вот только упершейся в поребрик трости чуть не потерял), а на той стороне развернулся к проезжей части лицом. Эхолокатор очков засвистел на высокой ноте, дав знать, что преследователи приближаются, хотя шагов их я в шуме дождя не слышал. Истовее, чем когда-либо прежде, помянув очки добрым словом, я повернулся вперед и как можно скорее, однако без неестественной спешки отправился дальше.

Ветер, дождь, электрический гул и шипенье колес проезжающей мимо машины… Этой ненастной весенней ночью Вашингтон был необычайно пустынен и тих. Хлюпанье шагов за спиной вновь зазвучало отчетливее. Пришлось собраться с духом и шагать как можно ровнее, словно ни о какой слежке мне неизвестно. Словно я просто решил поздней ночью прогуляться до собственного кабинета…

Дойдя до 22-й, я снова свернул на юг. Обычно на Пенсильвания-авеню таким образом никто не возвращается, но эти люди последовали за мной. Возле университетской клиники оказалось слегка оживленнее: прохожие слева и справа, по ту сторону улицы несколько человек обсуждают какой-то фильм, еще кто-то встряхивает и складывает зонтик, машин значительно больше… однако шаги за спиной не умолкли, лишь поотстали, сделались еле слышны.

Стоило мне подойти к Библиотеке Гельманов, пульс вновь участился, в голове замелькали всевозможные планы – один за другим, один за другим… и каждый по-своему неудовлетворителен. Снаружи преследования не избежать. По определению. А вот в здании…

Эхолокатор засвистел, предупреждая, что Библиотека Гельманов прямо передо мной, и я поспешил в фойе, к лифту на шестой и седьмой этажи. Промах мимо дверей… прилив адреналина… да вот же, вот двери, левее! Под топот преследователей, поднимающихся по ступеням за мной, я проскользнул внутрь, свернул налево, в единственную кабину, и нажал кнопку седьмого этажа. Створки дверей замерли в ожидании… но, к счастью, вовремя сдвинулись, и лифт повез меня наверх. Одного.

Есть в Библиотеке Гельманов одна странность: на шестой и седьмой этажи (в помещения, не принадлежащие библиотеке) по лестницам не попасть – разве что по пожарным, но эти расположены снаружи и накрепко заперты. Дабы добраться до моего кабинета, хочешь не хочешь, придется воспользоваться единственным лифтом, на что я не раз раньше жаловался, так как люблю пройтись. Теперь же сие обстоятельство оборачивалось мне на пользу, позволяя выиграть немного времени. Едва лифт остановился на седьмом этаже, я вышел в коридор, нажал на все семь кнопок и побежал к своему кабинету, перебирая связку ключей в поисках нужного.

Ключ от кабинета не находился.

Замедлив шаг, я снова перебрал ключи в связке по одному, нашел ключ, отпер дверь кабинета, распахнул створку пошире и подпер стопором у основания. Теперь архив. Выдвинув средний ящик, я с осторожностью сунул руку под ту самую папку.

Мышеловка исчезла. Они уже знают, что мне обо всем известно.

Не могу сказать, долго ли размышлял – вряд ли очень уж долго, хотя в голове бешено промелькнули многие дюжины новых планов. В конце концов я подошел к столу, достал из верхнего ящика ножницы, по шнуру компьютера на столе ощупью добрался до электророзетки возле архивного шкафа, выдернул штепсель, раскрыл ножницы как можно шире, сунул кончик лезвия в гнездо розетки, вогнал поглубже, что было сил провернул…

Кр-р-рак!

Недолгая судорога сменилась невыносимой болью, пронзившей все тело. Отброшенный разрядом тока к архивному шкафу, я без сил осел на колени.

(Какое-то время, в молодости, я воображал, будто у меня аллергия на новокаин, и зубной врач сверлил мне зубы без анестезии. Ощущения ужасающие – можно сказать, боль за гранью обычной боли. Точно так же вышло и с этим ударом тока. Позже я расспросил о поражениях током брата, электрика, и он сказал, что нервная система действительно способна выдержать удар переменного тока частотой до шестидесяти циклов в секунду ^[47].