Получила милое письмецо от Орлова (вероятно, Вы тоже) — он до 30-го в Дубултах (Латвийская ССР, Юрмала, Дубулты, Дом творчества Литфонда); кстати, очень хвалит публикацию в «Новом мире», но и он поминает — впрочем, деликатно и мимоходом того Аксенова, который не через «О»
[1209], т. е. не на архангельский лад. Ну ничего, у нас в запасе есть зато красавица Нехе из блоковских комментариев!
И от Нины (жены Андрея) есть письмо — уже работает, засучив рукава, дома всё запущено, муж болен и пьет; просит меня написать ему, а вдруг «подействует»? — Кто и когда мог исправить эпистолярно подобные ситуации, увы!
Во многих бедах этой семьи, прошлых, настоящих и будущих, повинна Ася, которая и не подозревает об этом!
Конечно, приезжайте 21-го — на любую погоду, авось повезет. 3 последних дня были чудесные; два из них мы с А. А. выбирались в лес (моим тихим ходом) и даже набрали немного грибов — маслят, подосиновых, лис и сыроег — не брезговали ничем, в результате к Вашему предполагаемому приезду была «организована» сковорода жареных грибов — теперь стрескаем сами. Приезжали на два дня (как раз в хорошую погоду) скульпторы, Павел Иванович прямиком из Алжира, были очень милы, он интересно рассказывал. Сегодня же налетела гроза, как будет дальше — увидим. Привезите кошкино питание, хлебца и, пожалуйста, 500 гр. кофе в зернах, если не трудно.
Целуем, будьте все вместе с главой семейства здоровы и благополучны!
7
26 августа 1969 г.
Милый Рыжик, конечно, после Вашего отъезда выяснилось, что множество «важных» вещей забыто: не предложили Вам нагрузиться яблоками-опадышами на варенье; забыла «всучить» Вам грибы-полуфабрикаты; заглох и не возобновился разговор о «репарационных суммах»; мы по-прежнему «горим желанием» и т. д., и вышеназванные суммы — в Вашем распоряжении, как Вам это ни противно. После Вашего отъезда в течение полутора суток погода стояла на «ясно», а сейчас сгущаются давно не виданные тучи грозового типа; посмотрим.
Относительно Вашего приезда в Тарусу: все-таки было бы очень здорово, если бы Вы смогли исхитриться и приехать в конце этой недели или прихватить начало той, хотя, по-видимому, это несбыточно? Дело в том, что получено письмо от Адиных друзей, собирающихся тут гостить, выяснилось, что приедут они не вдвоем, а втроем, таким образом будет занята и терраса, и не только Вам, но и нам не будет ни отдыха, ни покоя; причем, по-видимому, приедут они в такие сроки, что займут ваши выходные двух недель, т. е. и первой, и второй недели сентября. Так что вроде бы высвобождается лишь третья неделя, в течение которой А. А. должна успеть съездить в Москву по пенсионным делам, а я — к теткам, по поводу именин Елизаветы Яковлевны — 18 сентября (но не обязательно там буду на самые именины, надо постараться съездить до — после уже не имеет смысла). В общем до третьей недели еще далеко, там видно будет — и погоду, и Ваши возможности. Что же до двух первых недель, то, если у гостей что-то изменится (это всегда может быть, т. к. как они — люди больные и их планы поездок зачастую меняются и отменяются), то немедленно сообщим Вам, чтобы Вы (если приличная погода и желание) приехали бы. Относительно этой недели — подумайте, если есть о чем! и приезжайте — у нас может оказаться (или не оказаться) только Ира Мамаева. Я хоть и огорчена всеми этими повисшими в воздухе смещениями, рада, что у Вас в запасе есть близкий и доступный Иерусалим, где вы всегда можете отдохнуть. Но хочется Вас видеть и в Тарусе… Даст Бог, всё так или иначе уладится. Будем держать друг друга в курсе. <…>
Целуем Вас, сердечный привет родителям.
8
31 августа 1969 г.
Милый Рыжик, я хоть и не очень, а все же втайне надеялась, что вы «махнете» в Тарусу на этой неделе; втайне — потому что конец недели приходился на конец месяца, а конец месяца не простой, а 31 августа
[1210]; иногда мне кажется, что только одна я помню эту дату (NB! К Вам это не относится!). Это и так, и не так; дату помнят многие и многие, однако же — никто так, как я. Это естественно. Ждать я Вас перестала в субботу, в первой половине дня — уже тогда стало ясно, что не приехали и не приедете. К двум часам в субботу приехала Ира Мамаева, а сегодня, в воскресенье, уезжает автобусом 17.40. Очень, как всегда, мила и спокойна; вчера они с Адой сходили погулять в окрестностях дома отдыха, а сегодня — на могилу Паустовского. И из ближайших окрестностей двух могил — Борисова-Мусатова и Паустовского — притащили …грибов! Все говорят, что грибов в лесу нет или мало, а что высыпали они в жаркие дни на опушки и на обочины дорог. Может быть, и так…
Уже два дня погода ясная и прохладная, страшная эта жара схлынула и рассосалась; лето улыбнулось нам под занавес. Сентябрь по прогнозам дождливее и холоднее обычной нормы — но мы уже привыкли к тому, что прогнозы не сбываются. Дачники (детные) — уже в основном разъехались, вчера отбыла Ольга Николаевна с внуками и домочадцами. Накануне отъезда некто невидимый срезал все цветы в ее садике. Не сомневаюсь, что краденые цветики пошли на букеты учительницам — ежегодные букеты, преподносимые ясноглазыми воришками в новенькой школьной форме! Как всегда, учительницы тронуты до слез — так же, как и бывшие владельцы цветов. <…>
Обнимаю Вас.
9
6 сентября 1969 г.
Милый Рыжик, получила оба Ваши письма одновременно, предыдущее же письмо шло 6 дней; и это мое, попадающее на оба общих выходных и один почтовый (понедельник), наверное, ползет не быстрее. Разве что всучу его кому-нибудь из отъезжающих в Москву. Конечно же, троица ожидаемых знакомых запаздывает с визитом, и Вы прекрасно, кабы смогли и захотели, приехали бы сюда на конец недели; я бесплодно злюсь на чужую непринужденность — договаривались по-одному, передумали по-другому, и дела нет до того, что наши планы смещаются — и прочее тому подобное. Целую неделю мы, бедные, высидели, как на иголках, как будто нет нам другого подходящего занятия. Сегодня, наконец, телеграмма, что прибудут во вторник (9.20) и пробудут до вторника, после чего уедут гостить к родственникам в Тулу; а А. А. махнет в Москву по всяким пенсионным и околопенсионным делам. Таким образом, мне не удастся съездить к Елизавете Яковлевне на ее именины или в окрестностях именин, дабы повидаться, поприветствоваться и подкинуть очередное съедобное подкрепление с праздничным уклоном. Правда, А. А. обещает съездить в Болшево вместо меня, но это не одно и то же по тысяче причин, из которых первая — что ей нельзя тяжело таскать, а она непременно нагрузится, а потом будет недомогать. «Во имя» 31-го было робкое и трогательное явление Лены
[1211] (той, что работала машинисткой в Большом театре, а на днях поступила в Литинститут); в свой первый институтский день, начало которого было посвящено занятиям, а вторая половина — традиционному посвящению мавзолея, Лена решила вместо последнего посетить нас (не удивляйтесь так, как удивилась я, перевернув листок и обнаружив на нем начало чужого (к чужому) майского письма и сыпьте дальше!) — одним словом, явилась она, робея и держа в объятиях грандиозный арбуз, который, по ее мнению, должен был служить ключом к моему сердцу. И что же — отчасти послужил, не столько сам арбуз, сколько всё явление. Покормили ребенка чем Бог послал, обогрели, как могли (день был холодный, а ребенок явно недоодетый!) и отправили на обратный автобус — поближе к студенческой доле… Третьёвось приехали Бондаренки, посидели с нами уютный вечеришко, Павел Иванович чудно рассказывал про Африку, оба супруга в приподнятом, наконец-то, настроении — и слава Богу. 9-го отбывают на Кижи (из Москвы туристическим пароходом). Дай Бог погодки и отбывающим, и на месте сидящим!