В поисках императора - читать онлайн книгу. Автор: Роберто Пацци cтр.№ 36

Алисе очень хотелось иметь такой же острый, как у кормилицы, взгляд, чтобы различать, в каких растениях бегут ядовитые, а в каких – целебные подземные соки. Катарина много раз говорила ей, что нужно искать не только лекарства от обычных деревенских болезней: подагры, простуды, ревматизма, бронхита и дизентерии; мир велик, и трав в нем столько же, сколько и болезней. Алиса хоть и не знала наверное, но догадывалась, что среди тех трав, которые им удалось собрать и насушить, было несколько очень редких и ценных. Ей было жаль, что им не находится применения в дармштадтском поместье, тогда как где-то страдает от боли человек, которому ее травки помогли бы в одну минуту.

Когда Алиса, будущая царица Александра Феодоровна, отправлялась двадцать шесть лет назад из Гессена в Россию, среди ее бесчисленных сундуков и чемоданов была и большая корзина, заполненная мешочками с высушенными травами. На мешочки Катарина пришила этикетки и на каждой из них своим четким, крупным почерком надписала название и свойства растения, которое могло бы когда-нибудь пригодиться ее любимой девочке. Кроме этого, в мешочек ярко-желтого цвета она положила смесь из трех или четырех трав, обладавших могущественной силой, которую ни ей, ни ее бабке ни разу не пришлось проверить на деле. Надпись на мешочке гласила, что применять смесь нужно только в крайнем случае, когда иного выхода нет. Кормилица советовала вспоминать об этих страшных сухих веточках лишь тогда, когда болезнь непобедима.

– Запомни, нам известно совсем немного болезней, а земля знает все, и в ней есть исцеление от каждой.

Сейчас, в июльский полдень, на крыльце Ипатьевского дома, Аликс держала в руках этот мешочек и ее пальцы дрожали. Аликс вспоминала свою Катарину: будь она здесь (кто знает, жива ли она еще, последние известия о ней дошли до Петербурга несколько лет назад), она бы посоветовала, что делать. Аликс думала о болезни Алеши, о Распутине, которого не было рядом, о Николае, который все больше от нее отдалялся. Что она могла сделать для своего сына? Теперь никакие лекарства не помогут ему встать, почувствовать свои ноги, ее мальчику приходится слишком сильно страдать. Может, это и есть тот самый случай, чтобы воспользоваться травами Катерины? Теперь Аликс понимала, какие неизвестные и неизлечимые болезни имела в виду кормилица: спокойное отчаяние Николая, бред Алешеньки, способного предсказывать будущее, томительное ожидание преданных царю войск, которые если и придут, то придут слишком поздно. Значит, настал момент, когда последнее лекарство Катарины нужно всем ее близким, всей семье… Аликс дрожала, сжимая в руках мешочек и растерянно глядя на дочерей, то на одну, то на другую. Потом она подняла голову и посмотрела вверх, на окна комнаты, где лежал сын.

Из-за реки то и дело доносились звуки артиллерийской канонады, вызывавшие волны неприязни во взглядах конвойных солдат. Аликс с радостью пожертвовала бы собой для детей, выпила бы сама настой, если бы это только могло им помочь. Эти травы были даром женщины, которая любила ее, как дочь, тогда как родная мать не хотела даже видеть, а значит, они не могли причинить ей зла. Аликс уже знала, какое последнее лекарство попросила бы она у Катарины. Наверное, его и вложила в корзинку нянька перед тем, как юная принцесса отправилась править Россией, ужасной страной, где добро может быть только абсолютным, как и зло, поскольку является благодатью, доступной только царям. Только цари могут выбрать смерть как последнее лекарство, если нет иного выхода, поэтому они и носили когда-то на пальце кольцо с ядом.

«Ваше величество, царевич просит вас подняться к нему», – сказала ей Демидова. От неожиданности Аликс выронила из рук мешочек. Камеристка тут же наклонилась, но Аликс опередила ее, попыталась вырвать Катаринин подарок у нее из рук. Ветхая ткань от такого резкого и неосторожного обращения рассыпалась в прах. Наружу выпало то, что она так долго хранила: маленькое облачко трухи, которую не смогли бы собрать даже тонкие пальцы царицы. Аликс не хотела верить своим глазам: в драгоценном Катаринином мешочке была только пыль – все истлело, превратилось в ничто за двадцать три года ее брака.

Камеристка никак не могла успокоиться из-за того, что порвала мешочек, наполненный странной пылью, неизвестно почему настолько дорогой ее госпоже. «Наверное, это воспоминание о ком-нибудь очень близком или святые мощи. Там одна труха, и больше ничего нет…» – размышляла она. Медленным шагом Демидова стала подниматься вверх по лестнице вслед за двумя солдатами, которые несли кресло царицы.

Алеша ждал мать с нетерпением.

– Доктор, пожалуйста, оставьте нас одних!

Врач вышел.

– Мамочка, не надо бояться! Почему ты хочешь оставить меня?

Услышав эти слова, Аликс закрыла глаза, пытаясь собраться с силами; она по-настоящему боялась пророческого дара Алеши.

– Алеша, почему ты так говоришь?

– Потому что ты подумала уйти первой, мама…

На комнату обрушилась глубокая тишина. Около окошка слышался шум хлопающих крыльев. Алексей посмотрел в окно таким взглядом, будто был далеко-далеко отсюда, и ему больше нечего было сказать своей матери. Аликс вызвала доктора и Демидову, оставив на них сына. Ей было так стыдно, как никогда прежде в своей жизни. Он смотрел на нее, как на мать не смотрят. Она должна была поговорить о нем с Николаем, если не хотела сойти с ума. Сын упрекнул ее в том, что она хотела смерти, он прочитал ее мысли, ей было нестерпимо стыдно.

Николай узнал о беспокойстве жены несколько позже. Тр упп пришел к нему, чтобы позвать в дом, как раз тогда, когда он позволил себе маленькую передышку и присел рядом с поленницей. Камердинер нашел царя сидящим на колоде, с взглядом, потерянным где-то среди дорожек сада, и в почтительном ожидании замер в двух шагах от него.

Николай слушал, как плещутся волны Исети, которая была совсем рядом: в нескольких метрах от дома крутой спуск – и вот уже вода. Но видел он реку лишь один раз, когда они приехали из Тобольска. Потом он только слышал ее, он учился слушать ее музыку день за днем, и особенно старательно – после того, как вокруг сада возвели забор. Исеть пела с каждым днем все громче, во всяком случае, так ему казалось. Его это отвлекало, сбивало с рабочего ритма, он уже не помнил, сколько раз бросал полено и останавливался, как вкопанный, с топором в руке.

Воды реки бежали так же торопливо, как торопливо жил он сам до недавнего времени, уверенный в себе, но ограниченный давно определенными «берегами», освобожденный от выбора и верный своей судьбе, которая несла его по жизни, часто не считаясь с его собственными желаниями. Бесконечный простор морских волн, куда вливались воды речные, никогда не понял бы радости в чувстве границы, предела течению справа и слева, не понял бы счастья от сознания справедливости жертвы, которое знали все речные потоки, заключенные в русло. Это ограничение, это позволение продолжить свой путь, которое они получали от матери-земли, эти изгибы и пороги, это постепенное замедление течения, этот отказ от спешки были полны самой глубокой любви к жизни. Реки, как и цари, никогда не возносились над земными беспокойствами и тревогами, они считались с ними и зависели от них.