В поисках императора - читать онлайн книгу. Автор: Роберто Пацци cтр.№ 17

Той ночью полная луна сияла так, как не случалось за все долгие месяцы блужданий Преображенского полка по Сибири. Новость о сумасшествии конюха Петра Остова перелетала из уст в уста – свидетели не смогли промолчать, несмотря на жесткий приказ полковника, – она бередила солдатские души. К полуночи в полку не осталось ни одного человека, который не слышал бы рассказа о том, что кричал, как раздевался и уходил несчастный безумец. Уже все знали, что он осмелился назвать князя Ипсиланти дьяволом, а их самих – его прислужниками. Зеркало, то самое зеркало, которое всегда устанавливали рядом с портретами царя и царицы, перед которыми новички приносили присягу, а сам князь стоял рядом в парадной форме, торжественный и неподвижный, перед этим зеркалом несчастный раздевался и таращился на свое тело, будто впервые увидел, каким его родила мать, шептал какие-то непонятные слова. Неужели правда, что сам князь, «ужасный полковник», как его часто называли за смертные приговоры, которые он по законам военного времени выносил дезертирам и мародерам прямо в лагере, ни секунды не колеблясь, неужели этот самый, заслуживший славу бесстрашного полководца во многих битвах человек пожалел и отпустил на свободу нового дезертира? Пускай он сумасшедший, но он ведь сбежал в тайгу под самым носом у своих офицеров и оскорбил этим всех.

Теперь их бывший товарищ был свободен, там, среди высоких вековых елей, где чем-то нестерпимо манящим пахнет трава и цветущий кустарник, там, где слышатся крики загадочных животных. Но эта свобода была только свободой потеряться и умереть, неизбежной для всех тех, кто попадал в тайгу без опытного проводника. Все солдаты против воли прислушивались к звукам, доносившимся из леса, будто надеялись среди птичьих пересвистов и ночных звериных шорохов вдруг услышать голос Петра Остова, зовущего товарищей, чтобы вернуться к ним в лагерь.

Больше всего переживали из-за случившегося соседи Остова по палатке номер семьдесят два эскадрона для особых поручений, его товарищи. Федор, с продезинфицированной и забинтованной раной, спасшей жизнь Петру, рассматривал вещи беглеца, его икону и осколок зеркала, который никто больше не будет судорожно искать в рюкзаке по ночам и в который никто не будет так напряженно всматриваться.

– Ты думаешь, он еще вернется? – спросил сосед.

– А зачем? Если у него в голове еще что-то осталось, зачем ему сюда возвращаться?.. – со злостью ответил Федор.

Остальные молчали, опустив головы. Они понимали, что Федор прав.

Ему не читалось, просто не читалось, и все. С двух пополудни белые войска бомбили город. Николаю казалось, что снаряды падают значительно ближе, чем вчера, но он постарался успокоиться и выглядеть таким же ровно-бесстрастным, как обычно, поскольку в комнате появился Юровский – глаза опущены, лицо темнее тучи.

– Я хочу чтобы вы, гражданин Романов, знали: белые отряды обстреливают город который день, но наши хорошо держатся. Как бы ни обернулось дело, ваше положение не изменится, вы последуете за нами. Я пришел сообщить вам, чтобы вы не слишком беспокоились из-за стрельбы, а то мы быстро выбьем у вас из головы кое-какие мысли. Ваши дочери не перестают упрашивать охранников открыть окна из-за жары. Скажите им, чтобы они перестали, скажите, что в этом доме больше не существует окон! – Ударив кулаком по столу, Юровский наклонился ближе к царю, который не двинулся с места, глядя на запотевшие от жары окна. – Окон здесь больше нет, поняли? И не должно быть. Если они откроются, все вы, слышите, Николай Романов, все вы ой как пожалеете об этом! В доме есть еще и подвал, не забывайте об этом!

Что у него за беспокойный голос, у этого отвратительного головореза. Казалось, сегодня что-то мешает ему, всегда бесстрастному, держать себя в руках и использовать свое главное оружие – запугивание: напряженное молчание, долгие, настойчивые, неотвязные взгляды. Значит, красные бойцы уже не владеют ситуацией настолько, насколько хотели бы показать. Повар, который при случае всегда пытался соблазнить вечно голодную охрану каким-нибудь кусочком пожирнее, чтобы вытянуть побольше новостей, похоже, был прав, когда говорил о переменах. Но чем хуже для красных ситуация на фронте, тем сложнее положение тех, кто у них в плену, потому что тюремщики злятся и теряют контроль над собой. Та к что не надо строить радужных планов, в этом Юровский прав.

Юровский встал и вышел, но прежде прошептал на ухо солдату в дверях несколько слов, от которых тот зашелся смехом и обернулся, чтобы посмотреть на Николая. Проклятые… Нужно объяснить девочкам, что они должны притворяться равнодушными ко всему происходящему вокруг, чтобы не ухудшить своего положения. Ах, если бы он только мог узнать что-нибудь о тех, кто стреляет, кто они, полки ли это его армий или просто восставшие против красных новички… Та к, между надеждой и страхом, можно сойти с ума. Николай вспоминал о самых верных ему частях, которые могли бы оказаться здесь, на границе Европы. Он взял учебник географии сына и развернул карту империи.

Там, в степях за Каспием, еще по приказу его отца было размещено войско из двухсот или двухсот пятидесяти тысяч штыков, чтобы защищаться от турок. Теперь он уже не помнил их точного количества. Но прочитав на карте название маленького городка, уездного центра, – Богданович, он неожиданно вспомнил, что когда в 1914 году развернулась мобилизация, там размещался Волынский конный отряд, почетным покровителем которого была Аликс. Это в сотне километров от Екатеринбурга. А в казахских степях были казаки дяди Павла ^[16].

Так, цепляясь за тонкую ниточку памяти, он расставлял на карте свои полки. Это была игра, подобная Алешиной, когда тот в своей комнате устраивал Черное море и путешествовал по нему на корабле турецкого султана. Николай вспоминал, как обходил на строевых смотрах Семеновский, Измайловский, Литовский полки, Царскосельских гвардейских стрелков – все самые старые и самые лучшие свои части – и самый легендарный среди них, созданный Петром Великим гвардейский Преображенский… Николай представлял полк таким, каким впервые увидел его на плацу ^[17]. Как давно это было! – в июле 1890 года. Во всем блеске боевой славы стояли четыре батальона полка с офицерами впереди, знамена были развернуты, играл оркестр, и командующий, отдав цесаревичу честь, показывал ему свой полк. Возвратившись из путешествия в Азию вместе с братом Георгием, Николай целый месяц провел с этим полком на летних маневрах с французами. Тогда он был еще только наследником, и где-то рядом была Матильда, балерина Императорских театров, потому что он сумел вызвать ее к себе в Вильну, туда, где стоял Преображенский.

Каждый вечер после ужина вместе с офицерами Николай садился в экипаж и отправлялся на квартиру, которую снял для нее и которую они делили с великим князем Александром ^[18] и скрипачкой Ларисой, подружкой Матильды. С тех пор как Николай разделил полувоенную жизнь кузена, они вчетвером словно заключили тайное соглашение друг с другом. Матильда, миниатюрная, очень подвижная, с пышной грудью и выгнутой длинной шеей, темными кудрями и живыми голубыми глазами, имела характер, способный на перепады самые быстрые и непредсказуемые. В такие моменты Николаю казалось, что у нее меняется и лицо, и цвет глаз, и даже голос. Внезапно на нее нападала какая-то застарелая меланхолия, которую она умела распространить на все вокруг: на свою одежду, на постель, на драгоценности. У нее был дар превращать вино в воду, голубиное курлыканье в саду в отчаянные всхлипывания, а потом, несколько мгновений спустя, уже сияя от счастья, она снова превращала воду в вино, рыдания и жалобы – в нежное воркование.