Парижские мальчики в сталинской Москве - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Беляков cтр.№ 104

В начале июля Мур поехал на дачу Кочетковых если не с энтузиазмом, то с интересом. А Цветаева преодолела свой страх перед загородной жизнью, что появился после арестов в Болшево. Новый страх – страх перед бомбежками – вытеснил старый. Бомбежки еще не начались, но ожидали их с первого же дня войны, когда была введена светомаскировка.

С началом войны лишних машин не стало – водителям грузовиков нашлась работа куда более важная и ответственная. Поэтому Цветаева с Муром и Кочетковы добирались до Песков электричкой. Приехали около шести вечера 12 июля. Поездка показалась Муру “кошмарным путешествием”. Видимо, из-за июльской жары и тяжелого багажа, который они взяли с собой: “…мы были нагружены вещами (сундуками и т. д.)”.

Пески в то время – это и деревня, и новый рабочий поселок, и поселок дачный, где жили в основном художники. А Кочетковы и Меркурьева жили не в этом дачном поселке, а в Старках, старинном погосте, который был частью села Черкизово. “У нас в Старках”, – писала Вера Меркурьева, хотя они с Кочетковыми просто снимали на лето дачу у крестьянки В.Корнеевой. Мур называл это место именно Песками – по названию железнодорожной станции. Старки – Черкизово известны своим псевдоготическим храмом Николая Чудотворца, проект которого приписывают Василию Баженову. Кроме него, в Черкизове тогда стояли церкви Успения Пресвятой Богородицы и Собора Пресвятой Богородицы.

По соседству с дачей Кочетковых находилась усадьба Шервинских. Она принадлежала профессору Василию Дмитриевичу Шервинскому, заслуженному деятелю науки. Советская власть в виде исключения оставила доктору усадьбу, когда-то принадлежавшую князьям Черкасским. Черкасские же построили в Черкизове Успенскую и Никольскую церкви.

Один из сыновей Василия Шервинского, Евгений, стал известным архитектором. Другой, Сергей Шервинский, был поэтом, переводчиком, другом и соавтором Кочеткова. Летом 1941-го жив еще и сам девяностолетний Василий Дмитриевич, основоположник российской эндокринологии, доктор, некогда лечивший Ивана Сергеевича Тургенева.

Еще до Цветаевой в этих местах гостила Анна Ахматова, посвятившая Шервинским стихотворение “Под Коломной”:

Марине Цветаевой, приехавшей сюда 12 июля 1941 года, было, конечно, не до стихов.

Дачников было совсем мало. “Повсюду зеленые поля, поют птицы, словом – деревня”, – констатировал Мур. Радио не работало, за политическими новостями, без которых Мур не мог жить, приходилось ходить на станцию. Там можно было прочитать вчерашние газеты.

Сначала Мур был настроен благодушно, ведь в деревне “можно шататься, купаться, и есть тысяча других возможностей”⁹²⁷. На следующий день, правда, Мур едва не утонул в Москва-реке. Его вытащил из воды Александр Кочетков. Это происшествие не особенно расстроило Мура, он вообще не был трусом. Но жизнь в деревне быстро его разочаровала.

Храмы его не заинтересовали, хотя самый знаменитый из них, Никольский, был совсем рядом с дачей Кочетковых. Такое впечатление, что Мур его даже не заметил, как месяц назад не заметил дворец Шереметева в Кусково.

Неподалеку от Песков находится Коломна, один из древнейших городов Подмосковья, известный старинными церквями и остатками кремля, построенного при Василии III. Кремль в Коломне сооружали те же мастера, что незадолго до того построили Московский кремль. Правда, большую часть коломенского кремля обыватели давно разобрали по кирпичикам на хозяйственные нужды, но остались всё же стена и семь башен. В одной из них окончила свои дни Марина Мнишек.

В городке было на что посмотреть. С начала XX века украшали Коломну чугунные водоразборные колонки диковинного вида, поставленные на деньги местной купчихи. Они напоминали башенки с фонариками на вершинах. Местные жители называли их “бассейками”. Однако ни “бассейки”, ни древнерусские сюжеты и старинные храмы Коломны, Старков и Черкизова не вызвали у Мура никакого интереса. Это был для него мир чужой, чуждый, непривлекательный.

С первого же дня Мур жалуется, что с продуктами в деревне “плоховато”. Вместо риса – гречневая каша, которую почему-то так любят русские. К тому же кормили не рассыпчатой ядрицей, а кашей-размазней из продела. Вместо белого хлеба – черный. Любимых Муром котлет, очевидно, тоже не было. Была похлебка. “Жуть. Мрак”, – сказала бы Эллочка-людоедка. Но Мур не Эллочка, он описывал свои “страдания” на многих страницах, по-русски и по-французски.

Мур много думал о Мите и Вале, особенно о Вале. Никогда не будет он скучать по ней так, как в Песках. Короткая разлука обостряет чувства, и в записях 16 июля 1941 года: “Как хочется увидеть Валю. Хотя ею и не обладал, но как-то по ней изголодался”. “Забыла ли меня Валя, и письмо мое доставит ли ей удовольствие или нет?” Мур ставит ее даже выше своего единственного друга. Валя ассоциируется у Мура с самым дорогим для него понятием: “Я боюсь, как бы имя «Валя» не стало бы похожим на «Париж». Воспоминания!” – пишет он еще раньше, 13 июля.⁹²⁸

Мур мечтает попасть в Москву хоть на несколько часов и просто поболтать с Валей и Митей. Главное – с Валей, “потому что она мне нравится и мне просто вкусно с ней говорить и глядеть на нее”.⁹²⁹ Мур завидует Кочеткову, который часто ездит в Москву, и с тоской вспоминает, как хорошо было еще несколько дней назад. Мур был тогда “свеж, как огурчик, и флиртовал с Валечкой”.⁹³⁰ Он очень боится, что Митя и Валя могут уехать в эвакуацию, пока он будет коротать время с обитателями кочетковской дачи. После отъезда Кочеткова на даче остались Марина Цветаева, Вера Меркурьева, Инна Кочеткова и до девяти кошек. “Скука и сплошной бред. Что я здесь, собственно говоря, делаю? Общество матери и двух старух, интересующихся кошками – красота!”⁹³¹

У Меркурьевой было три кошки, у Кочетковых – шесть! Инна Кочеткова была очень доброй, отзывчивой женщиной. Она часто подбирала бездомных котов и кошек, лечила их, выхаживала. Промышленность Советского Союза не выпускала игрушек для животных. О такой роскоши еще и мечтать не могли. А потому Инна и Вера Александровна варили яйца вкрутую и давали их кошкам поиграть. Обе женщины так увлекались своими животными, что, случалось, забывали приготовить обед для Кочеткова: “Кошки всё съели”. Александр Сергеевич не жаловался. Он собирал яйца-игрушки, мыл их, чистил и ел.

Среди подопечных семьи Кочетковых был бесхвостый кот Пума, “большой любитель прогулок в парке у Шервинских”. Когда Пума в очередной раз убегал, Вера Александровна “пролезала в щель забора дачи Шервинских и стремилась поймать Пума, а кот от нее убегал”.⁹³² Приходилось устраивать целую облаву, чтобы поймать животное и вернуть его домой.