Сны хрустальных китов - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Нартова cтр.№ 32

И вот смотрю я на нас, Эрик, и понимаю, что в этих словах есть что-то такое… правильное. Какими бы мы не были, чтобы не любили, рассвет для всех остаётся рассветом, а закат — закатом. Кому-то они приносят успокоение, кому-то надежду, но все, я уверен, чувствуют эту необыкновенную быстротечность, это скольжение жизни. Вот она: безусловная красота. Те, кто летал там, по просторам Небесного мира, говорят, что даже с вышины рассвет и закат смотрятся необыкновенно. Даже оттуда…

И будто в противовес высокопарности своих слов, господин Свойтер достал из кармана платок и шумно высморкался. Доктор покачал головой. В чём, в чём, а в преувеличенном романтизме редактора обвинить невозможно. Его друг, хоть и был человеком творческим, чурался слащавой сентиментальности. И эта приземлённость, можно даже сказать — цинизм, не были напускными. Свойтер относился к той категории людей, которые не верят в любовь с первого взгляда, но допускают мысль, что привязаться к человеку можно за достаточно короткий срок. «Всё зависит от…», — так обычно начинается их речь. Или: «Я допускаю, хотя вряд ли». Они не продажны и не поддаются мнению большинства, но способны изменить свою точку зрения, если ты сможешь их в этом убедить.

— Ладно, — прочистив нос, крякнул редактор, — продолжим, если вы не возражаете. Хотя я порядком устал от чтения.

— У вас прекрасно выходит, — не покривил душой Кримс.

— Обошлось без ведения дневника, — зеркально вернул слова друга господин Свойтер. — Обычное двадцатилетнее преподавание в университете.

— Ха-ха, — не удержался от саркастического смешка доктор.

— «Встать удалось только со второй попытки. Тейлус больно ушиб плечо при падении. Камень выпал из его руки, тут же раскалываясь надвое. В темноте он принял кусок песчаника за более твёрдую породу, и страшно представить, чем бы всё закончилось, ударь он им тварь. Но что же делать? Нельзя, невозможно оставлять Фабийолля ей. Его сын не станет обедом для чудовища, что вновь сложило крылья и начало пятиться назад.

Уже не надеющийся ни на что отец сжал кулаки и хотел в последнем прыжке отвоевать хотя бы останки своего ребёнка, но тут горный склон огласил крик. Такой знакомый, такой родной крик младенца!

Чудовище сверкнуло своими угольями, подпрыгнуло на месте, раз-другой, и вдруг взвилось в небо.

— Фабийолль! — бросился к оставленной корзинке мужчина. Малыш, услыхав отца, перестал кричать и довольно загукал. Даже в темноте стало заметно, как разрумянились его щёки, а прежде лежавшие неподвижно ручки опять молотили по воздуху перед улыбающимся личиком. — Ох, Фабийолль!

Снова сбылось обещание ведуна. И когда первые лучи солнца легли поперёк долины, счастливый Тейлус верхом на Толокне въехал на родной двор».

— «Чёрная короста отступила спустя три месяца, унеся с собой почти восемь сотен жизней и искалечив не меньшее число горожан. Но едва захоронили последнюю из её жертв, как жизнь снова начала возвращаться в устоявшееся русло. Прежде закрытые торговые ряды быстро заполнились товарами со всех концов долины, бойкие продавцы принялись перекрикивать друг друга, а покупатели сбиваться в очереди перед их лотками. Храм распахнул свои двуцветные двери для всех прихожан, и те в благодарность потащили туда мясо и вино для жертвоприношений. Колокольный звон поплыл над улочками, и в нём больше не слышалось тревоги, а только — радостное нетерпение, ибо с отступлением заразы начался и последний зимний месяц, а значит, в скорости должна была начаться весна».

— Длинновато и по смыслу можно вполне разбить на два предложения, — как всегда не совсем вовремя решил высказаться Кримс.

Однако редактор решил обойтись без замечаний в адрес друга, а попросту вписал на поля: «Колокольный звон… нетерпение. Зараза отступила, зима почти закончилась, и скоро должно было потеплеть». Вышло суховато, зато чётко и понятно. Исправление несло исключительно рекомендательный характер, так что если мадмуазель Ведетт не захочет им воспользоваться в окончательной редакции — ничего страшного. Надо научить писателя мыслить самостоятельно, указать путь, чем провести по нему за ручку, как обычно говорил старший коллега господина Свойтера.

— «В доме Тейлуса и Майетолль тоже происходило множество изменений. Ежедневных, ежечасных, иногда почти не заметных, но всегда — приятных для обоих родителей. Первый шажок, первое, ещё неразборчивое слово, первая выученная буква. Ничего не отличало Фабийолля от других детей, ничто не напоминало о чуть не случившейся трагедии, кроме небольшого округлого шрама рядом с ухом мальчика. Откуда тот взялся, никто не мог сказать. Ни ранки, ни пореза у младенца замечено не было. Но спустя несколько дней после их триумфального возвращения с гор, мать с недоумением обнаружила беловатую отметину под светлыми волосиками.

— Ничего страшного, — с чисто мужским равнодушием махнул рукой Тейлус на открытие жены. — Он ещё не раз порежется, нечего попусту из-за всякой ерунды переживать. Та тварь могла его вовсе жизни лишить…

— Замолчи, — взмолилась Майетолль. — Не к добру о таком напоминать!

Но её материнская паранойя немного успокоилась. Тейлус так и не сказал жене, что Фабийолль уже был мёртв, когда огромные когти красноглазой разбойницы оторвали корзинку от земли и унесли к пещере. Да и ему самому всё чаще стали приходить на ум мысли такого толка: «Я просто перепугался, не разглядел в темноте. Принял живого за мертвеца. Он спал. Да, в горах-то сон всегда крепче, так старики говорят. Вот и уснул сынок мой, а я, дурак, не понял. Сам на себя жути нагнал». И вскоре Тейлус настолько поверил в своё объяснение, что и сами воспоминания сильно изменились, и тварь из спасительницы превратилась в главную злодейку.

Но если о своей неприятной находке Майетолль вскоре забыла, то забыть о проклятом ведуне не смогла. Первые недели после возвращения мужа с гор, она ни словом не упоминала о его предупреждениях. Мальчик цел, и слава богам! Но радость не может длиться вечно, как не может вечно светить солнце или висеть радуга. И чем старше становился её мальчик, тем чаще Майетолль слышались слова старца, как если бы он сам сказал их женщине, а не передал через Тейлуса: «Явится к вам иноземец. Засобирается он в обратный путь, уговори его взять с собой твоего сына». И стремление предупредить надвигающееся расставание с сыном прочно срослось у неё с желанием навсегда закрыть рот Вайлеху.

— Уговорить, как же!

— Чего ты там фыркаешь? — Пришедший с работы супруг как раз обмывался водой из кувшина. — Как кошка, которую мордочкой в молоко ткнули.

— Что я фыркаю?! — взвилась Майетолль. Последние дни она была крайне раздражена и совсем не воспринимала даже самых безобидных шуток. — Злой рок следует за нами! Верно позабыл ты предостережение ведуна. Уже почти год минул с тех пор, не успеешь оглянуться, как нагрянет к нам разлучник, заберёт наше дитятко! А ты всё сидишь сидьмя, ничего сделать не желаешь!

— Неужто сызнова ты речь свою завела? Не пойду я на преступление! Не стану никого убивать! Надеялся я, разум твой от печали и страха помутился, но в тебя, похоже, сам король бесов вселился. И думать забудь о таком!