Глава семнадцать
Рома бросился к сестре, схватил ее за руки и прежде, чем она в исступлении попыталась стряхнуть его с себя, прижал ее к бетонному полу и заломил их ей за спину.
– Алиса, это же я. Это я, – выдохнул он. Алиса попыталась дернуться вперед, и он прошипел: – Прекрати!
Но ему следовало понять, что он только впустую сотрясает воздух. Это было помешательство, а не капризы непослушного ребенка. Перед ним была не просто его сестра – что-то сжигало ее изнутри.
– На помощь! – крикнул он. – Скорее!
Белые цветы вокруг него – все до одного – стояли в нерешительности. Члены Алой банды торопливо выходили из здания, стараясь убраться как можно быстрее. Когда Джульетта замешкалась, ее мать немедля схватила ее за локоть, что-то рявкнула и потянула дочь к выходу, словно спасаясь от заразы.
Что ж, они хотя бы были в своем праве. Но чего ждут Белые цветы, почему отпрянули и они, почему не спешат помогать?
– Не стойте столбом!
Венедикт наконец стряхнул с себя оцепенение и бросился на помощь. Встав на колени, он прижал к полу одну из брыкающихся ног Алисы, затем Маршал прижал другую и сделал знак остальным подойти.
– Рома, – сказал Венедикт, – мы должны отвезти ее к Лауренсу.
– Ни за что! – с жаром воскликнул он, и тут неистово корчащаяся Алиса едва не вырвалась из его хватки. Он сразу же плотнее прижал ее руки к спине. – Я не дам Лауренсу ставить опыты на моей сестре.
– А вдруг он ей поможет? – отрывисто бросил Венедикт, изо всех сил удерживая ногу Алисы. – Вероятно, пока мы говорим, эти твари поедают ее мозг. Если мы не попытаемся удалить их, откуда нам знать, что это невозможно?
– Веня, нет, – возразил Маршал, и в кои-то веки его голос прозвучал тише, чем голоса его друзей. – Мы попытались удалить мертвое насекомое из мертвого человека и при этом вытащили мозговое вещество. Как мы можем так рисковать?
– А какой у нас выбор? – не согласился Венедикт.
Маршал отпустил ногу Алисы, предоставив обе ноги Венедикту, и опустился на корточки рядом с ее головой.
– Выбор есть всегда.
Он обхватил горло Алисы и сдавил его. Роме отчаянно хотелось броситься на него, оттолкнуть своего друга, который душил его сестру. Он знал, что делает Маршал, знал, что это необходимо, но все равно его тянуло кинуться на защиту Алисы.
Она перестала вырываться. Маршал отпустил ее горло сразу, отдернув руки, будто от огня, затем пощупал пульс и кивнул.
– Она в порядке. Просто отключилась.
С гулко колотящимся сердцем Рома поднял свою сестренку с пола так, будто она ничего не весила. Оглянувшись, он увидел, что склад почти пуст. Куда, черт возьми, подевался его отец?
– Пошли, – бросил он, задвинув эту мысль подальше до лучших времен. – Нам надо доставить ее в ближайшую больницу.
* * *
– Пустите!
Рома молотил кулаками по двери, она ходила ходуном, но держалась крепко. Врач за стеклом качал головой, говоря ему идти обратно в приемный покой, где было велено находиться остальным Белым цветам.
– Теперь ею займемся мы, – сказал врач, когда они доставили сюда Алису. Эта больница была меньше, чем некоторые особняки на Дороге Бурлящего Колодца, ее размеры едва дотягивали до размеров дома, который какой-нибудь коммерсант-англичанин мог бы купить для своей любовницы. Но других вариантов у них не было. Никто не знал, как долго продержится Алиса, так что они не могли рисковать. Нельзя было везти ее из Наньши в центр, даже если эта убогая больница была построена для оказании помощи при несчастных случаях, которые часто происходили на здешних производствах. Даже если, по мнению Ромы, ее усталые врачи были не очень-то компетентны.
– Не давайте ей прийти в сознание, – потребовал Рома, передавая им Алису. – Ей нужны кислород, питательный зонд…
– Мы должны привести ее в чувство, чтобы понять, что с ней, – возразил врач. – Мы знаем, что делаем…
– Это не обычная болезнь, – заорал Рома. – Это помешательство.
Врач сделал знак медсестрам вытолкать Рому за дверь.
– Не смейте, – предостерег он, но они оттеснили его на шаг назад, потом на два шага. – Нет, стойте. Не смейте…
Но они уже выставили его за порог и заперли дверь.
И теперь он в последний раз ударил по этой двери кулаком, а затем повернулся, ругаясь на чем свет стоит. Он дернул себя за волосы, потом за рукава, подергал за все вокруг просто затем, чтобы чем-то занять руки и сдержать свой гнев. В таких местах, находящихся далеко от центра города, где люди получали мизерную плату, всегда было так – бандиты не внушали им страха.
– Рома!
Рома зажмурил глаза, судорожно выдохнул воздух, затем повернулся к своему отцу.
– Что все это значит? – резко вопросил господин Монтеков. Он явился сюда в сопровождении пятерых людей, и они все ввалились в это тесное пространство. – Как это случилось?
Рома уставился на облупившуюся краску и трещины на потолке, мысленно считая до десяти. Эта больница не была похожа на ту больницу во Французском квартале, которую финансировали Алые и в которую его привела Джульетта, но и та, и эта, каждая по-своему, разваливались на куски.
– Почему ты стоишь столбом? – продолжил господин Монтеков и поднял руку, чтобы костяшками пальцев ударить Рому по голове.
Это окончательно вывело его из себя.
– А какого черта так долго мешкал ты сам?
Господин Монтеков сощурил глаза.
– Попридержи язык…
– Алиса умирала, а ты просто стоял и смотрел на реакцию Алых? Ты обалдел?
Один из людей отца оттолкнул Рому, когда он подался вперед и оказался слишком близко от главаря их банды. Возможно, дело было в его взгляде или в ярости, прозвучавшей в его словах. Как бы то ни было, должно быть, в нем увидели угрозу, поскольку по знаку господина Монтекова гангстер-телохранитель приставил к его горлу нож, чтобы он отступил.
Но Рома не сделал ни шагу назад.
– Давай, режь, – сказал он.
– Ты выставляешь себя дураком, – прошипел его отец. Представление, устроенное Ромой, явно вызывало у него неловкость, и Роме это доставляло извращенное удовольствие.
– Если я дурак, избавься от меня. – Он раскинул руки. – Пусть вместо меня эту историю с массовым помешательством расследует Дмитрий. Или того лучше, почему бы ею не заняться тебе самому?
Господин Монтеков не ответил. Будь они сейчас одни, его отец орал бы на него, бил бы руками по окружающим предметам, грохотал так, чтобы заставить Рому вздрогнуть. Ему нужно было не послушание, а безоговорочное признание его власти.
Но Рома уже закусил удила.