Безопасный для меня человек - читать онлайн книгу. Автор: Чхве Ынён cтр.№ 22

Их конфликты и перемирия продолжались постоянно, и я все чаще злилась на них. Будучи третей, я отчетливо видела их прочную привязанность друг к другу, примешанную к этой эмоциональной борьбе. Эта привязанность, казалось, выталкивала меня за пределы наших отношений, потому что контекст их споров знали эти двое.

В тот день мы ели в «Лоттерии» толченый лед с мороженым. Провожая взглядом асфальтоукладчик за окном, Морэ спросила у Конму:

– Сколько раз ты переезжал в детстве?

– Только в начальной школе три раза, а ты?

– Я с рождения всегда жила в одном районе, а потом уехала в США. А потом, когда вернулась, больше не переезжала. Получается два раза.

– А язык ты учила уже там?

– Ага, в детстве это легко.

– Тебе не было страшно ехать?

– А тебе не было? Три раза менять школу не страшно?

– Я первый спросил.

– Конечно, страшно! Как можно было не бояться… Почему ты специально заставляешь меня это говорить?

– Потому что ты избегаешь ответа. Ты всегда так.

Морэ не ответила. Конму положил пластиковую ложку на стол.

– Если вы собираетесь ругаться, делайте это без меня. Не заставляйте меня чувствовать себя неловко!

– Прости, я не хотел поставить тебя в неловкое положение, – сказал Конму.

– Я пойду. – Морэ встала из-за стола.

Конму даже не посмотрел в ее сторону. Я тоже встала из-за стола и пошла домой. Не было причин ни для ссор, ни для обид, но в тот день мы расстались в плохом настроении.

После того дня Морэ некоторое время не проводила свои трансляции и не писала в чат. Поскольку она молчала, встретиться мы не могли. Время и место всегда предлагала она, и, казалось, само будущее нашей дружбы держалось на ней.

Я зашла в фотоальбом на странице Конму и долго смотрела на спину стоящей на берегу Хангана Морэ. Она была в вязаной шапке горчичного цвета и длинном, до щиколоток, черном пуховике.

– Пингвин, – равнодушно заметил Конму.

Он стоял со скрещенными на груди руками и глядел на Морэ. У реки дул сильный ветер, а нас почему-то смешили даже короткие незначительные фразы. Ветер трепал волосы, и я обеими руками закрывала замерзшие уши. Это все мои воспоминания с того дня. Я не помнила, ни почему мы пошли к реке в такой холод, ни что делали там. «Пингвин», холодный ветер и желание смеяться без особого повода – все это запечатлелось на снимке Конму.

Морэ позвонила рано утром. Это случилось вскоре после ссоры в «Лоттерии». Когда я забежала на первый этаж больницы, Морэ уже была в зале ожидания рядом с Конму. Они сидели рядом и молчали. Я остановилась и посмотрела на них издалека. Я понятия не имела, что говорить Конму, поэтому никак не решалась приблизиться, но потом все-таки заставила себя подойти.

Он дрожал.

– Ты поспал? Поел? – на все вопросы он только кивал. – Иди домой, отдохни хоть чуть-чуть, – других слов я не придумала.

Я попыталась сказать что-нибудь еще, но не смогла.

– Хёну, – Морэ позвала Конму по имени. – Хёну.

Конму уткнулся лбом в ее плечо и закрыл глаза.

– Хёну.

Морэ погладила его по спине. Они долго так сидели. В тот день я впервые услышала, как она называла Конму настоящим именем. Произнесенное ее голосом, оно казалось совсем непривычно. То ли само имя звучало незнакомо, то ли мне был незнаком тот Конму, которого звали этим именем.

Конму сказал, что не может ничего есть. Он глотнул апельсинового сока, который протянула ему Морэ, и отошел от нас. Мы перекусили с ней вдвоем в уличной палатке рядом с больницей и сели в метро. Морэ была бледной.

– Ночью его сбила машина. Говорят, водитель был пьяный. Хорошо, что в переулке оказались люди, – врачи сказали, что иначе он мог умереть.

– Как он сейчас?

– Врачи всегда говорят худшее. Но, может быть, он и выживет.

– Я всегда представляла его ужасным человеком.

Морэ кивнула. Мы замолчали.

– Я недавно видела отца Конму. Я смотрела издалека и не знаю, о чем они говорили, но он ругал Конму.

– Точно его отец?

– Ага. Я видела его в нашем районе несколько раз. Конму просто стоял с опущенной головой. Я подошла ближе послушать, о чем они говорят.

Морэ замолчала. Она пыталась продолжить, но кончики ее губ задрожали, а лицо покраснело. Она стояла у дверей вагона, держалась за поручень и покачивалась взад-вперед. Морэ улыбалась, пока по ее лицу текли слезы. Я достала из сумки свой шарф и протянула ей.

– Можешь высморкаться, потом постираю.

Она громко засмеялась. В этот момент ее лицо показалось мне абсолютно чужим. Это лицо не принадлежало той Морэ, которую я знала.

Пока она не уняла свои слезы, мы не поворачивались друг к другу и смотрели в разные стороны.

– Он меня увидел, – взяв себя в руки, продолжила Морэ. – Конму меня увидел. Там.

– …

– Его отец просто бросил на меня взгляд и ушел. Я даже не представляю, насколько ему сейчас тяжело, – старший сын, в котором он души не чаял, в реанимации.

Я не поверила своим ушам. Разве Морэ не знает? Разве она не знает, как издевался над Конму его брат, и какой ужасный человек его отец, поощрявший все это? Мне стало противно от того, что, зная все это, за отца Конму она переживала больше, чем за него самого.

– Мне плевать, что чувствует такой человек, как он.

Морэ посмотрела на меня и заговорила так, будто пыталась успокоить.

– Не думай о них слишком плохо. Им ведь сейчас больнее всего.

Ее простодушие меня разозлило. Почему она просит меня войти в их положение? Как у нее язык поворачивается?

– Не думать о них слишком плохо? Ужасных людей нужно называть ужасными, разве нет? Что ты несешь?

– Я… – произнесла Морэ с застывшим лицом. – Я просто беспокоюсь за Конму. Это стало для него сильным ударом. Если бы, ругая этих людей, мы могли уменьшить его боль, я бы тоже их ругала. Но ведь это не так.

– Ты вообще ничего не понимаешь!

Морэ отвернулась. Я знала, что эти слова ее заденут. Я сказала их специально. Человек, с детства не знавший ни в чем нужды, не способен понять таких, как мы. Какой бы сердобольной ты ни была, есть вещи, которые никогда не будут доступны твоему пониманию.

Да что ты вообще можешь понять, что?

Понимание таких вещей – привилегия человека с израненной душой.

Отец Конму был профессиональным военным, но в решающий момент ему пришлось уйти в отставку, не дождавшись повышения. Его уверенность в том, что с ним не обращаются должным образом, и гнев от того, что он не смог подняться выше по карьерной лестнице, сошлись в убеждении: люди им пренебрегают.