Как только я отбыл от графа, пришла новость, что его брат [Федор Григорьевич Орлов] и адмирал Спиридов в безопасности и находятся на борту бомбардирского судна [«Гром»]. Бомбардирскому было приказано подойти, и я отправился собирать материалы со всех кораблей, чтобы сделать [воспламеняющуюся] смесь в достаточном количестве, нагрузить брандеры и они бы быстро загорались.
Бомбардирский был среди нас и расположился на очень малом расстоянии, чтобы бросать свои заряды, и неприятельские снаряды перелетали через него с кораблей и с лежащего слева по борту места при входе в гавань, где неприятель начал сооружать батарею. Поскольку у неприятеля было много галер и больших ботов с двадцатью гребцами, мне показалось, что бомбардирский корабль [«Гром»] находится в большой опасности и может ночью быть отрезанным от нас.
Я поэтому отправил офицера к графу Орлову известить об опасности для «Грома», и так как остальные корабли были далеко, если он сочтет нужным, то я бы снялся с якоря и подошел, чтобы прикрыть бомбардирский. Это тут же и было сделано. Когда несколько неприятельских ядер пролетело над нами, я поднялся на борт бомбардирского, то же сделал и командор Грейг; и пока подготавливали для стрельбы мортиры и само судно, чтобы оно стояло в правильном для пальбы положении, я приказал выстрелить несколько раз из двух гаубиц, которые они разместили на каждой стороне на баке, что, как мы надеялись, причинит ущерб неприятелю. Потом я вернулся на борт «Святослава» и нашел, что два греческих судна только что подошли к нам с большим количеством разного снаряжения на борту и c багажом их шкиперов и команд; все было вытащено, чтобы, насколько возможно, эти суда облегчить.
Бомбардирский продолжал палить всю ночь, но казалось, что заряды то недолетали, то перелетали, а бомбардиры выказывали очень слабое знание своего дела и не представляли себе ни силы пороха, ни длины фитилей. К восьми или девяти вечера враг усилил свою батарею до 8 или 10 пушек, которые беспокоили бомбардирский и наш корабль всю ночь, но, по счастью, только один снаряд пролетел на уровне ватерлинии, попал в бредкамеру и порвал часть нашего такелажа. На следующее утро на рассвете неприятель палил очень живо со своей батареи, и тогда лорд верховный адмирал прислал мне сообщение, чтобы я не подвергал себя опасности и вышел из-под обстрела вместе с бомбардирским, дабы нас не повредило. Мы, соответственно, и отверповались.
Около 9 часов утра граф Федор Орлов вступил на «Святослав», чтобы увидеть меня, он был в приподнятом расположении духа. Мы усмотрели, что враг начал сооружать батарею на противоположной точке берега залива, но после нашей пальбы и нескольких выстрелов лорда верховного адмирала, достигших цели, неприятель отказался от этой затеи, однако вознамерился усилить батарею, которую уже соорудил на левой стороне и имел там до 20 пушек, из которых часть выстрелов достигала поразительной дальности. Мы предположили, что эти пушки сняли с больших галер – их не водружали на станки, а только ставили на деревянные колоды, потому-то они так мало нас повредили ночью. Когда все материалы для брандеров были собраны, генерал-майор Ганнибал, чернокожий, командующий артиллерией, просил по праву оказать ему честь оснащать брандеры, поскольку он имел при себе нескольких пиротехников. Они, безусловно, как предполагалось, должны были знать больше в этом деле, чем знал я. Я с готовностью дал согласие, чтобы ему эту честь предоставить.
Суббота [26 июня/]7 [июля]. В полдень бомбардирский был снова поставлен на место и начал вести огонь с несколько большим успехом. Но несмотря на то, что бомбардирский был на предельной дистанции для бомбометания с большей порцией пороха, многие неприятельские выстрелы перелетали далеко за него. В 4 часа пополудни командор Грейг прибыл ко мне с посланием от графа, пожелавшего, чтобы я посетил брандеры и принял дальнейшие решения относительно того, что мне представляется правильным, а затем он желал видеть меня. В соответствии с этим я поднялся на борт двух судов побольше, с которых я и начинал работы, взяв с собой командора Грейга и лейтенантов Дагдейля
580 и Макензи. Первый – с корабля графа, второй – с моего, так как было условлено собрать на два больших брандера и на два поменьше офицеров и матросов поровну от обеих наших эскадр.
[На полях приписано, а потом зачеркнуто:] *Лейтенант Дагдейль был лейтенантом Английского флота, он прервал службу и выехал из Англии с адмиралом Спиридовым, который произвел его в лейтенанты как человека, вполне способного вести эскадру, с его помощью они и нашли дорогу в Средиземноморье. Лейтенант Макензи родился в России, был сыном адмирала, мичманом (midshipman) в Английском флоте. Он вызвался волонтером, как только узнал о снаряжении брандеров, и сказал мне, что готов состязаться за это назначение и чает получить повышение, если ему удастся; он умолял меня дать один из брандеров под его команду. Я похвалил его за настрой, но сказал, что если я так поступлю, это будет выглядеть большой пристрастностью с моей стороны, поскольку он был самым молодым лейтенантом, а у меня на корабле были 2 капитан-лейтенанта и 3 лейтенанта старше его; что я пошлю капитана Роксбурга спросить у самого старшего капитан-лейтенанта и далее предложить офицерам рангом ниже, и если все они откажутся – команда перейдет к нему [т. е. Макензи]. Я соответственно послал капитана Роксбурга к старшему офицеру – капитан-лейтенанту Козлянинову, который отказался, так же поступили и все остальные с выражением ужаса на лицах. Лейтенант Макензи пришел ко мне и сказал с великой веселостью, что все отказались. Поэтому-то двумя большими брандерами командовали англичане; ни перспектива продвижения сразу на две ступени по службе, ни денежная награда, ни их собственная честь и любовь к своей стране не смогли воодушевить ни одного [российского] офицера взять на себя команду*.
Мы нашли брандеры в таком состоянии, что любая малейшая искра могла бы взорвать их сразу же. Было даже опасно двигаться на их палубах, так как они намазали все части палубы дегтем и смолой и везде рассыпали порох. Так наш чернокожий генерал-майор представлял себе брандер. Когда я увидел их расположение, я подумал, что оно столь опасно, что я приказал оттянуть их подальше от корабля, опасаясь несчастья, особенно потому, что, судя по погоде, вполне могла ударить молния. Я дал офицерам те указания и советы, что смог, и порекомендовал им не надеяться на спички, а зажечь брандеры с помощью пистолета, и все сухие спички и другие воспламеняющиеся предметы, которые они поместили в рубку, перенести под полубак, чтобы у них мог остаться путь к отступлению на их шлюпки, и смести рассыпавшийся порох, насколько возможно
581.