Она сказала:
— Нет, не сейчас. Через неделю… или через месяц… мы погрузим их в пикап и отвезем в галерею. Но не сейчас, Тревис. Я не могу… я не готова к этому.
Он усмехнулся:
— Опять перебор?
Эйнштейн потерся о ее ногу, взглянув ей в глаза так умильно, что Нора не могла сдержать улыбки. Почесывая пса за ухом, она сказала:
— Слишком много всего произошло за такое короткое время. Я не могу все это пропустить через себя. У меня все время кружится голова. Как на карусели, которая вращается все быстрее и быстрее.
Сказанное ею было правдой, но не по этой причине ей хотелось отложить показ своих картин на публике. Нора желала растянуть это удовольствие. Если подстегивать события, то превращение одинокой старой девы в полноправную участницу жизни произошло бы слишком быстро. А она хотела продлить радость от такой метаморфозы.
Как больная, обреченная с самого рождения лежать в зашторенной комнате, заставленной медицинской аппаратурой, и затем чудесным образом выздоровевшая, Нора Девон делала первые осторожные шаги, входя в этот новый для нее мир.
Не только Тревис вызволил Нору из ее одиночного заключения. Эйнштейн сыграл в этом далеко не последнюю роль.
Ретривер, очевидно, решил, что Норе можно доверить секрет своих необычайных умственных способностей. После фокусов с «Модерн Брайд» и младенцем в Сольванге пес постепенно начал демонстрировать ей свой интеллект.
С «благословения» Эйнштейна Тревис рассказал Норе о том, как они повстречались в лесу и как что-то страшное (и неведомое) бросилось за ними в погоню. Он перечислил ей все удивительные трюки, проделанные Эйнштейном с того момента. Тревис также поведал ей о приступах бдительности, которые испытывал ретривер по ночам, когда вставал у окна и смотрел в темноту, как будто ждал появления того неизвестного существа, преследовавшего их в лесу.
Один раз, вечером, они несколько часов сидели у Норы в кухне, пили кофе с домашним апельсиновым пирогом и обсуждали необычные способности пса. Когда тот не был занят десертом, он с интересом слушал то, что они говорили о нем, как будто понимал смысл сказанного. Иногда ретривер повизгивал и начинал ходить взад-вперед, как бы расстраиваясь, что его голосовой аппарат не позволяет ему разговаривать. Нора и Тревис, однако, ни к какому выводу не пришли, поскольку основания для этого были очень туманные.
— Я думаю, что пес сам может сообщить нам, откуда он взялся и почему так отличается от своих собратьев, — сказала Нора.
При этих словах Эйнштейн завилял хвостом.
— Я уверен в этом, — заметил Тревис. — У него сознание, как у человека. Он понимает, что не такой, как другие собаки, и, по-моему, знает почему. Я думаю, он рассказал бы нам об этом, если бы был способ это сделать.
Ретривер пролаял один раз, пробежался по кухне, посмотрел на них отчаявшимся взглядом, а затем улегся на пол, положив морду на лапы и тихо скуля.
Нору очень заинтересовал эпизод, когда Эйнштейн разволновался по поводу домашней библиотеки Тревиса.
— Он понимает, что книги могут стать средством общения, — сказала она. — И, может быть, ему известно, что есть способ использовать книги для общения с нами.
— Каким образом? — спросил Тревис, подцепляя вилкой очередной кусок пирога.
Нора пожала плечами.
— Не знаю. Может быть, проблема в том, что твои книги не подходят для этого. Романы, ты сказал?
— Ну да. Художественная литература.
— Вероятно, нужны книги с картинками, которые были бы понятны ему. Если собрать много книг и журналов с картинками, разложить их на полу и показать Эйнштейну, то можно найти способ общаться с ним.
Ретривер вскочил и направился прямо к Норе. По выражению его морды и внимательному взгляду она поняла: это была хорошая идея. Завтра же Нора принесет десятки книг и журналов и осуществит свой замысел.
— Понадобится немало терпения, — предупредил ее Тревис.
— Терпения мне не занимать.
— Это ты так думаешь, но, когда имеешь дело с Эйнштейном, это слово приобретает новое значение.
Повернувшись к Тревису, пес фыркнул.
Во время первых сеансов в среду и четверг их оптимизм слегка угас, но успех, казалось, был уже рядом. В пятницу, четвертого июня, произошло нечто такое, после чего их жизнь потекла уже по другому руслу.
2
«…Поступило сообщение о криках из района новостройки Бордо Ридж…» — прозвучало из динамика рации.
В пятницу вечером четвертого июня, меньше чем за час до наступления темноты, солнце над графством Ориндж являло собой золотисто-медный шар. Второй день стояла ужасная жара, и мостовые и здания усиливали ее, отдавая накопленное за день тепло. Деревья, казалось, обессиленно опустили вниз свои ветви. В воздухе не было ни дуновения. На шоссе и улицах звуки автомобильного движения были приглушены густым, как пар, воздухом.
«…Повторяю: Бордо Ридж, район новостройки на восточной границе…»
На округлых холмах на северо-востоке графства, в местности, примыкающей к району Йорба Линда, куда только начинала доходить застройка Бордо Ридж, было мало движения. Иногда раздававшийся автомобильный сигнал или визг тормозов не только звучали приглушенно из-за жары, но и удивительным образом производили скорбное, меланхолическое впечатление.
Офицеры полиции Тил Портер и Кен Даймс находились в патрульной машине — Тил за рулем, Кен рядом на переднем сиденье. Кондиционер не работал, вентиляционные отверстия вообще не пропускали воздух. Боковые стекла были опущены, но в автомобиле все равно было жарко, будто в духовке.
— Ты воняешь, как дохлый кабан, — сказал Тил Портер своему напарнику.
— Правда? — сказал Кен Даймс. — А ты не только воняешь, но и выглядишь, как дохлый кабан.
— Да? Значит, ты хорошо разбираешься в дохлых кабанах.
Несмотря на жару, Кен не смог сдержать улыбки.
— Ах так? Твои женщины мне рассказывали, что из тебя любовник, как из дохлого кабана.
Этот натянутый юмор взбодрил их. По рации им передали сообщение, не сулившее ничего интересного: скорее всего несчастный случай с детьми; они ведь любят играть на строительных площадках. Обоим полицейским было по тридцать два года, и оба в прошлом выступали за футбольные команды своих колледжей. Они работали вместе уже шесть лет и были близки друг другу, как братья.
Тил свернул с шоссе на грунтовую дорогу, которая вела в район новой застройки Бордо Ридж. Здесь в разной стадии строительства находилось около сорока домов. Только некоторые из них были уже оштукатурены, а остальные представляли собой наполовину готовые каркасы.
— Никак не укладывается у меня в голове, — сказал Кен. — Что это за название такое — Бордо Ридж — для загородного поселка в Южной Калифорнии? Не ужели всерьез хотят убедить будущих владельцев, что здесь в один прекрасный день зацветут виноградники? И почему, собственно, «Ридж»,
[16]
хотя это абсолютно плоская местность между двумя холмами. И обещанные тишина и покой — это пока. А что будет здесь, когда построят еще три тысячи домов в ближайшие пять лет?