Ангелы-хранители - читать онлайн книгу. Автор: Дин Кунц cтр.№ 53

Гаррисон продолжал:

— Виолетта взяла снова свою девичью фамилию, ибо сама мысль о том, что ей придется всю жизнь носить фамилию Олмстед, вызывала у нее отвращение. Даже после его смерти. Она не умела прощать.

— Да, — согласилась Нора.

Лицо ее исказилось от нахлынувших воспоминаний, и Гаррисон сказал:

— Когда Джордж погиб, Виолетта не скрывала своей радости.

— Погиб? — Нора чуть не спросила, не от руки ли тетки.

— В автокатастрофе, сорок лет назад, — сказал Гаррисон. — Потерял управление на шоссе «Коаст Хайвей» и полетел под откос. Тогда там не было ограждения. Машина свалилась с высоты шестидесяти-восьмидесяти футов и несколько раз перевернулась, прежде чем разбилась о скалы внизу. Виолетта получила наследство полностью, потому что, хотя и подала на развод, Джордж не успел переписать завещание.

Тревис сказал:

— Значит, Джордж Олмстед не только обманывал Виолетту при жизни, но и, умерев, лишил ее возможности вымещать на нем свою злобу. Поэтому она ополчилась на весь мир.

— И на меня, в частности, — заметила Нора.

После обеда, в тот же день, Нора рассказала о своем увлечении живописью. До этого она не упоминала о своих художественных наклонностях, а поскольку Тревис не был допущен в ее спальню, то не видел ни мольберта, ни красок, ни рисовальной доски. Нора сама не знала, почему до сих пор скрывала от него эту часть своей жизни. Она упоминала о любви к искусству вообще — по этой причине они и посещали картинные галереи и музеи, — но не говорила ему о своих работах из боязни, что они не произведут на него никакого впечатления.

А если он подумает, что она бездарность?

Наряду с книгами живопись поддерживала Нору все эти годы, полные мрачного одиночества. Ей самой казалось, что у нее хорошо получается, очень хорошо, но она стеснялась кому-либо в этом признаться. Что, если она ошибается? Что, если у нее нет способностей и она просто теряет время? Творчество стало главным критерием Нориного существования. Это было единственное, что поддерживало ее хрупкий имидж, поэтому вера в собственный талант была ей просто необходима. Мнение Тревиса имело для нее решающее значение, и если он не одобрит ее картины, она этого не вынесет.

После визита к Гаррисону Дилворту Нора поняла: настало время рискнуть. Правда о Виолетте Девон освободила ее от эмоциональной тюрьмы, в которой находилась Нора. Ей еще долго предстоит идти по тюремным коридорам к выходу во внешний мир, но назад пути уже не будет. Поэтому Норе предстояло испытать все, что испытывают люди, живущие в этом мире, и среди прочего горечь непризнания и разочарования. Не рискуя, нельзя ничего достичь.

Когда они вернулись к ней домой, ей захотелось привести Тревиса к себе в спальню и показать ему полдюжины своих последних произведений. Но сама мысль о том, что в ее спальне может появиться мужчина — пусть с самыми невинными намерениями, — пугала Нору. Конечно, объяснения Гаррисона Дилворта освободили ее, но еще не в полной мере. Поэтому Нора усадила Тревиса и Эйнштейна на большой диван в гостиной, а сама решила сходить наверх за картинами. Она включила все светильники, раздвинула шторы на окнах и сказала:

— Я сейчас вернусь.

Поднявшись наверх, Нора стала лихорадочно перебирать десять полотен, находившихся в спальне, пытаясь выбрать два для показа. Наконец отобрала четыре штуки, хотя ей показалось неловким нести сразу так много картин. На полпути она остановилась и решила вернуться за остальными. Сделав несколько шагов, однако, поняла: можно целый день так выбирать. Напомнив себе, что без риска ничего на свете не дается, она глубоко вздохнула и быстро сошла вниз.

Тревису работы понравились. Даже больше чем понравились. Он был в восторге.

— Боже мой, Нора, это не любительская живопись. Это настоящее искусство.

Она прислонила картины к четырем стульям, но Тревис не мог усидеть на диване и подошел поближе, рассматривая полотна одно за другим с более близкого расстояния.

— Ты великолепный фотореалист, — сказал он. — Конечно, я не специалист, но техника у тебя не хуже, чем у Уайета. Вот эта… и здесь…

От его комплиментов Нора ужасно покраснела и даже на мгновение потеряла голос.

— Есть немного и сюрреализма.

Среди картин, которые она принесла, были два пейзажа и натюрморты. Один пейзаж и натюрморт действительно были выполнены в фотореалистической манере. Два других полотна также представляли собой образцы фотореализма, но уже с явными элементами сюрреализма. Натюрморт, например, изображал несколько стаканов для воды, графин, несколько ложек и разрезанный лимон на столе, выписанный с микроскопической тщательностью; на первый взгляд композиция выглядела очень реалистической, но, присмотревшись, можно было заметить, что один из стаканов как бы «врастал» в поверхность стола, а один из ломтиков лимона «проникал» через стеклянную стенку стакана.

— Очень талантливо, — произнес Тревис. — А еще есть?

Что за вопрос!

Нора еще дважды ходила наверх и принесла шесть работ.

С появлением каждой новой восторги Тревиса усиливались. Его похвалы звучали совершенно искренне. Сначала ей показалось, что он ее разыгрывает, но вскоре поняла: он не скрывает своих настоящих чувств.

Переходя от одной картины к другой, Тревис заметил:

— У тебя прекрасное чувство цвета.

Эйнштейн ходил за ним, тявканьем подтверждая суждения своего хозяина и восторженно виляя хвостом.

— В этих полотнах передано определенное настроение, — сказал Тревис.

— Тяв.

— И с материалом ты работаешь прекрасно. Я не вижу ни единого мазка. Ощущение такое, что ты провела по холсту широкой кистью и изображение появилось само по себе.

— Тяв.

— С трудом верится, что ты нигде этому не училась.

— Тяв.

— Нора, эти картины можно продать. Любая галерея моментально приобретет их.

— Тяв.

— Можно не только обеспечить себя материально, но еще и прославиться.

Из-за того, что Нора самой себе не смела признаться, насколько серьезно относится к творчеству, она часто писала свои картины на одном куске холста, одну поверх другой. В результате многие из ее работ были потеряны навсегда. Но на чердаке Нора сохранила более восьмидесяти самых лучших своих произведений. По настоянию Тревиса они снесли многие из них в гостиную, сорвали с них упаковочную бумагу и расставили по всей комнате, которая впервые на Нориной памяти стала веселой и яркой.

— Любая галерея будет рада выставить их, — сказал Тревис. — Давай завтра погрузим их в пикап и покажем в нескольких галереях — послушаем, что нам скажут.

— Нет, нет, что ты!

— Обещаю тебе, Нора, ты не разочаруешься.

Она вдруг занервничала. Хотя от мысли сделать карьеру в искусстве у нее захватило дух, Нора испугалась первого шага в этом направлении. Это было все равно как спрыгнуть с обрыва.