Эта ласковая земля - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Крюгер cтр.№ 88

– Тогда ладно. Проваливайте. Не задерживайтесь.

– Коннемара-Пэч? – спросил я, когда мы отошли подальше от копа.

– Там живет много ирландцев. – Он оглянулся через плечо. – Если бы я сказал ему, что меня зовут Шломо Гольдштейн из Западной Низины, мы оба были бы уже в синяках.

Мы расстались на Фэйрфилд-авеню, уже начавшей заполняться тележками, лошадьми и усталыми мужчинами, бредущими на ранние смены. Им посчастливилось иметь работу.

– Что делаешь днем, Бак? – спросил Джон Келли.

– Наверное, ничего.

– Не ничего. Займешься кое-чем со мной, – сказал он с дьявольским огоньком в глазах. – Я зайду за тобой.

Он ушел, насвистывая, засунув руки в карманы выцветших штанов. Старший брат. Глава семьи. Мой новый лучший друг.

Когда я вернулся к Герти, запах еды привел меня на кухню. Фло у большой плиты жарила бекон и яйца на чугунной сковороде. Она подняла голову, убрала с лица выбившуюся длинную светлую прядь и сказала:

– Герти рассказала мне про ночь. Это было что-то.

Я не хотел рассказывать ей, как тяжело было час за часом слушать крики матери Джона Келли, пока она рожала ребенка.

– Ты помог Шломо с газетами?

– Все сделано.

– Тогда ты, должно быть, голоден.

– Я в порядке.

По правде сказать, я готов был съесть слона, но не хотел забирать завтрак Фло.

– Глупости. Я просто добавлю бекона и разобью еще одно яйцо. Хочешь тост? Ты пьешь кофе?

Мы поели вдвоем за столом, по-семейному.

– Где Герти? – спросил я.

– Понесла Гольдштейнам блинчики.

– Блинчики?

– Это что-то вроде еврейских оладий, с начинкой и завернутые в трубочку.

Некоторые из тех, кому мой отец доставлял самогон, были евреями, но я мало понимал, что это значит.

– Все в Низине евреи?

– Не прям все.

– Значит, вы с Герти евреи?

– Я нет. Закоренелая католичка. Если спросить Герти, еврейка ли она, она, наверное, скажет нет.

– Она перестала быть еврейкой?

– Не думаю, что можно просто перестать быть кем-то. Она больше не ходит в синагогу.

– В синагогу?

– Это как церковь для евреев.

– Вы все еще ходите в церковь?

– Иногда.

– Вы не отказались от своей веры?

– У тебя много вопросов. А сам ты верующий, Бак? От этого все твои вопросы?

– Верующий?

Я задумался над словом. На тот момент религия для меня воплощалась в лицемерных воскресных службах Брикманов. Они рисовали Бога как пастыря, который присматривает за своим стадом. Но как снова и снова горько напоминал мне Альберт, их Бог был пастырем, который ест своих овец. Даже любящий Бог, в которого так глубоко верила сестра Ив, не раз бросал меня. Я решил, что не верю в одного бога. Я верил во многих, они постоянно воевали друг с другом, и, похоже, в последнее время перевес был на стороне Бога Торнадо.

– Нет, – сказал я наконец. – Я не верующий.

Потом вернулась Герти.

– Я только что видела Шломо, – сказала она. – Он выглядел очень уставшим. Ты тоже выглядишь так, будто тебе не помешает хорошенько выспаться. Когда поешь, иди поспи. Не волнуйся насчет помощи с завтраком. Мы прекрасно справимся без тебя.

– Тебе тоже не помешает поспать, – сказала Фло.

– Потом, – отмахнулась Герти.

Я отнес тарелку и вилку в раковину, помыл их, а когда вернулся, с удивлением наблюдал, как Фло обняла Герти, ласково прижала к себе и поцеловала, долго и с любовью.

Мы вдыхаем любовь и выдыхаем ее. Это основа нашего существования, эфир наших душ. Лежа на койке в старом сарае за домом Герти, я думал о двух женщинах и размышлял над природой привязанности, свидетелем которой стал. Фло была прекрасным цветком, Герти – суровой мамой-барсучихой, и я пытался понять любовь, которую они испытывали друг к другу. Я не знал, что женщина может любить женщину так же, как я любил Мэйбет Шофилд. С каждым поворотом реки после побега из Линкольнской школы мир становился шире, его тайны сложнее, а возможности – бесконечными.

Герти подняла моего брата, Моза и Эмми, чтобы помогали с завтраком, но мне разрешили остаться в кровати. Запах в сарае напоминал о старом амуничнике, в котором нас запирал Джек, Гроза Кабанов. Сарай был в два раза больше, внутри стояли две койки, на которых спали Элмер и Джагс, когда не сидели в окружной тюрьме. Моз с Альбертом делили одну койку. Эмми занимала вторую, но уступила ее мне. Я слышал звуки Низины, крики старьевщика: «Тря-а-а-пки! Тря-а-а-пки! Газеты! Кости!» – скрип тележных колес, лошадиное ржание, редкое кряхтение бензинового двигателя и дребезжание ходовой части, когда автомобиль подпрыгивал на кочках немощеной улицы. Голоса на Фэйрфилд-авеню часто говорили на идише, но поскольку Западная Низина была первым местом в Сент-Поле, куда причаливали иммигранты, здесь также время от времени слышались крики на испанском, арабском и других языках, не знакомых моему уху, и мне казалось, что я за миллион миль от округа Фремонт.

Я поспал, но урывками, потому что чувствовал активность вокруг, и мне казалось, будто я единственная пчела в улье, которая бездельничает. Наконец я встал, облегчился в уличном сортире и пошел посмотреть, чем заняты остальные.

На кухне Эмми с Фло готовили гарнир на обед.

– Доброе утро, соня, – весело сказала Эмми.

– Где Норман?

– Давно ушел, Бак, – ответила Фло. – Похоже, твой брат обладает талантом, в котором сильно нуждается мой брат.

– Раздражать людей?

– Разве можно так говорить про своего брата?

– Ваш брат никогда вас не раздражает?

– Все время. Но мы их прощаем, правда же? – Фло кивнула на нож и горку моркови. – Мой руки и помоги мне нарезать.

Приступив к делу, я спросил:

– Так что ваш брат хотел от Нормана?

– Он собирается починить буксир Тру, – прощебетала Эмми.

– Он попробует, – поправила Фло. Она взяла миску с кукурузным тестом и держала, пока Эмми выкладывала тесто на ждущие сковородки.

– Альберт может починить что угодно, – сказал я. – А Моз?

– Моз и Кэлвин пошли с ними, помогать.

– А Герти?

– Ушла за покупками на ужин. Сегодня будем подавать рагу из говядины.

Когда я закончил резать овощи, Фло отпустила меня, но сказала:

– Мы начинаем подавать обед в половину второго. Вернись к этому времени, Бак.