На Фло было цветочное платье длиной до икр. Она немного приподняла подол, присела, чтобы оказаться на одном уровне с Эмми, и сказала:
– Ты самая хорошенькая девочка, что я видела. Как тебя зовут?
– Эмми.
Я закатил глаза. Когда она уже научится?
Фло посмотрела на меня.
– Бак, – сказал я. – Бак Джонс.
– Как киноактер. А ты? – обратилась она к Альберту.
– Норман.
– А что насчет тебя?
Моз таращился на нее, и даже если бы у него был язык, думаю, он не смог бы ничего сказать – так был сражен ее красотой.
– Его зовут Амдача, – сказал Альберт. – Он сиу.
– Как Форрест и Кэлвин, – сказала Фло.
– Кэлвин? – спросил я.
– Брат Форреста. Он вам не говорил?
– Нет, мэм. Только отправил нас сюда, к Герти.
– Это, наверное, потому, что он не был уверен, что Кэлвин будет тут. Сейчас на реке горячая пора. А ваши родители? – спросила Фло.
– Мы сироты, все, – сказал Альберт.
– Мне жаль. – Ее улыбка чуть дрогнула. – Воистину мы живем в трудные времена.
У меня в животе заурчало. Я не ел почти два дня, и было невозможно не реагировать на аромат из котлов.
– Проголодались? – спросила Фло.
– Лошадь съел бы, – ответил я.
– Они с нами всего на одну ночь, – отрезала Герти. – Мы их накормим и уложим в сарае. Они отработают, помогая в столовой.
– Хорошо, – согласно кивнула Фло.
– Идемте, – сказала Герти. – Устроим вас. Потом дадим вашим животам поесть, а потом… – Она строго посмотрела на нас. – Потом душ.
Душ мы принимали в каменном здании общественных бань на другом берегу реки, недалеко от центра города. Место пользовалось популярностью у бедняков, у которых не было домашнего водопровода. Судя по толпе, таких было немало.
В Низину мы вернулись к вечеру. Герти еще не открылась, но за столом сидели двое мужчин. Когда мы вошли, они повернулись и уставились на нас, как на нарушителей.
– Герти еще не подает, – сказал один из мужчин.
Он был высоким, широкоплечим, с длинными темными волосами и темной щетиной на нижней половине лица. Глаза у него были небесно-голубыми, совсем как у Фло, но в них не было ни капли дружелюбия.
Второй мужчина был индейцем, и я сразу же понял, что это Кэлвин, брат Форреста. Он был моложе Форреста как минимум лет на десять и заплетал волосы в косу, которая спускалась ниже плеч. Его отношение было не таким, как у его спутника, особенно когда его внимательные глаза цвета ореха гикори остановились на Мозе.
Альберт ответил за всех нас с вызовом:
– Мы сегодня работаем на Герти.
– Она ничего про вас не говорила, – возразил широкоплечий.
– Это потому, что мои дела тебя не касаются, – сказала вошедшая с кухни Герти. – Чем ты занимаешься на своей лодке, Тру, твое дело. Чем я занимаюсь здесь – мое. И мне не нравится твой тон, особенно по отношению к моим работникам.
Перед мужчиной, которого она назвала Тру, стоял стакан. Цвет жидкости и тонкий слой пены подсказали, что он пил пиво. По его тону и мрачному взгляду я понял, что этот стакан не первый.
Следом за Герти вышла Фло и одобрительно оглядела нас.
– Вот молодцы.
Потом подвинула стул к столу, за которым сидели Кэлвин и угрюмый мужчина.
– Никак Тру?
Он сделал большой глоток пива.
– Вустер Морган сказал, это займет самое малое неделю, а скорее две. Говорит, ему надо найти запчасти к двигателю. Караван Беренсона отдадут Куперу, этому ублюдку. Только Бог знает, перепадет ли мне хоть что-нибудь после такого.
– Можешь починить?
– Может быть. Если Морган разрешит воспользоваться своим оборудованием.
– А он уже сказал, что скорее ад замерзнет, – спокойно улыбнулся Кэлвин.
– Ох, Тру, а я говорила тебе не давать волю своему характеру. – Она ласково положила руку на его предплечье. – Как-нибудь наладится.
– Надеюсь, у меня еще будет команда, когда это случится. Мак Купер уже пустил слух, что примет любые руки, готовые работать на него.
– Верность многое значит, – сказала Фло.
– С Гувером в Белом доме деньги значат больше, – ответил Тру.
– Кэлвин, это твой брат прислал этих детишек, – сказала Фло и представила нас всех по очереди.
– Как Форрест? – спросил индеец.
– Когда мы уплывали, был в порядке, – сказал Альберт.
– И где это было?
– В Манкейто.
– Должно быть, коровы закончились. Намекал о своих планах?
– Нет, сэр, – сказал Альберт.
Кэлвин откинулся на спинку стула и сказал:
– Если не получится починить «Огонь», может, я отправлюсь в Манкейто.
– «Огонь»? – спросил я.
– Так называется буксир моего брата, – сказала Фло.
Брат и сестра. Теперь я видел.
– На самом деле «Сквозь огонь и воду», – объяснила Фло. – Просто мы сократили до «Огонь».
– Но это ненадолго, если я не починю этот чертов двигатель и не вернусь к работе, – сказал ее брат.
– Собираешься сидеть здесь и пить до самого открытия, Тру? – сказала Герти, уперев руки в боки и сверля мрачного мужчину глазами.
– Я скорее присосусь к мертвому сому, чем стану есть твою бурду, Герти.
– Как хочешь, сегодня подаем чечевичную похлебку Фло.
– Я вернусь, – сказал Тру и допил пиво. – Идем, Кэл. Поглядим, что можно найти на суше.
После их ухода Фло сказала:
– На самом деле он хороший человек. Просто у него сейчас тяжелые времена.
– Они у него тяжелые сколько я его знаю, – сказала Герти и оглядела нас. – Хорошо помылись. Теперь устраивайтесь. Сегодня вечером будет много хлопот.
Это была в своем роде моя первая работа, и мой первый рабочий вечер оказался не похожим ни на одну работу, что была у меня после.
Глава пятьдесят первая
Герти подавала только одно блюдо. В тот вечер это была чечевичная похлебка и хлеб, не нравится – не ешь. Поэтому обслуживать было легко. У Герти было только самое необходимое, ни рюшечек или оборок, ни скатертей, ни красивых фото в рамках или картин на стенах, просто место, где подают сытную домашнюю еду по доступной цене. Фло раскладывала еду по тарелкам, мы с Эмми разносили их, Альберт убирал со столов, Моз мыл посуду, а Герти собирала деньги и руководила.
Все знали Герти, а Герти знала всех. Большинство ее посетителей составляли мужчины, явно оказавшиеся на мели. «У меня тут не благотворительная столовка», – частенько слышал я, но ни разу не видел, чтобы она прогоняла человека голодным.