– Только через мой труп, – сказал Тру. – Забираю его в свою команду.
Фло принесла говяжье рагу, а Герти два стакана с пенными шапками.
– Стакан для Нормана, Герти, – сказал Тру.
Она посмотрела на моего брата, который сказал с не свойственной Альберту озорной улыбкой:
– Пиво будет то, что доктор прописал.
Я знал, что в Линкольнской школе Альберт вместе с Вольцем варил самогон, но никогда не видел, чтобы он пил спиртное. В тот вечер он пил, и много, опустошая стакан за стаканом.
Я собирался рассказать им про Джека ночью, но пиво подействовало на Альберта так, что он завалился на койку, которую делил с Мозом, и сразу же раскатисто захрапел. У Эмми тоже был длинный день, и она заснула, как только голова коснулась подушки. Из-за храпа Альберта Моз не мог заснуть, наконец он встал и вышел под лунный свет. Я надеялся, что осознание того, что я не убил Джека, избавит меня от бессонницы, но разум был так перегружен, что мне опять не спалось, и в итоге я встал и присоединился к Мозу на улице.
В Низине витал особый запах, душок медленного разложения, частично из-за ежегодных весенних наводнений, когда Миссисипи выходила из берегов и разливалась среди убогих домишек, на которых, как на доме Джона Келли, оставались отметки уровня воды. Весной все вокруг промокало насквозь и потом медленно гнило в летнюю жару. Я стоял, окруженный вонью разложения, и вместе с Мозом смотрел, как на задернутых занавесках в доме Герти двигаются темные силуэты.
«Они мне нравятся», – показал Моз. В лунном свете его грациозные пальцы казались молочно-белыми. «Напоминают мне маму Эмми. Добрые сердца».
– Форрест знал, что делает, когда отправлял нас сюда, – сказал я. – Его брат очень на него похож.
«Хорошие люди, – показал он и добавил: – Мне здесь нравится. Альберту здесь нравится».
Я знал Моза много лет. Большую часть времени по его лицу и движениям пальцев я понимал, с каким выражением звучали бы его слова, если он мог их озвучить. То, что я опознал сейчас, меня немного испугало.
– Что это значит? – настороженно спросил я.
«Тру хочет взять нас в команду. Он предложил нам работу».
Хотя я слышал, как Трумэн Уотерс говорил то же самое, я подумал, что он просто преувеличивает от восторга, потому что благодаря Альберту его буксир приступит к работе гораздо раньше и, несомненно, с гораздо меньшими затратами, чем он предполагал.
– Так он серьезно?
«Серьезней не бывает».
– Вам обоим?
«Нам обоим. Кэл говорит, чтобы мы соглашались. Говорит, найти работу сейчас почти невозможно».
– Тебе нравится Кэл.
«Он мой сородич».
– Я думал, Альберт, Эмми и я твои сородичи.
«До сих пор. В моем сердце места хватит для всех».
– А как же Сент-Луис?
«Я не знаю Сент-Луис. Но я узнаю Низину, и это неплохое место, чтобы осесть. Герти и Фло любят Эмми, и она к ним привязалась. И у тебя здесь появился друг, лучший друг, по твоим словам».
Моим лучшим другом всегда был Альберт. Но он менялся. Я видел, как он гордится тем, что сидит рядом с Трумэном Уотерсом, пьет с мужчиной, как будто они почти равные. С тех пор как он чуть не умер от змеиного укуса, он становился другим, и меня это очень печалило, как будто это был конец для нас, по крайней мере конец того, чем мы были друг для друга.
Храп Альберта в сарае затих, и Моз показал: «Завтрак рано. Лучше поспать». Он положил ладонь мне на плечо, на удивление покровительственно, как взрослый, который отводит ребенка в кровать. И этот простой жест чуть не разбил мне сердце.
Я отстранился, и он вернулся в сарай один.
Мне хотелось плакать, но это только подтвердило бы мнение Моза о том, что я еще ребенок. Вместо этого я превратил все внутри меня в гнев. Низина, понял я, стала еще одним обещанием, которое будет нарушено. Нас усыпили, дав вкусить чувство принадлежности, но если мы останемся, я знал, это нас уничтожит, по крайней мере уничтожит нашу потребность друг в друге. Уничтожит то, чем мы являемся друг для друга. Положит конец нашим поискам настоящего дома. Я еще не знал как, но поклялся проследить за тем, чтобы Низина не стала последней остановкой в нашем путешествии. Мы собирались в Сент-Луис, и клянусь Богом, я прослежу, чтобы мы туда попали.
Глава пятьдесят пятая
– Расскажи мне про Сент-Луис и тетю Джулию, – попросил я Альберта на следующее утро.
Мы сидели за столом у Герти и завтракали перед тем, как мой брат, Тру и Кэл отправятся на причал. Солнце едва взошло.
– Зачем? – спросил он, делая глоток черного кофе. Было заметно, что его мучает тяжелое похмелье после вчерашнего пива с Трумэном Уотерсом.
– Прошло много лет, и я иногда забываю.
Это была правда, но спросил я не поэтому. Я хотел вернуть его в прежнее русло, чтобы он думал о Сент-Луисе как о конечном пункте нашего назначения и о нашей настоящей семье там как об истинной цели нашего путешествия. Я планировал плавно перейти к воспоминаниям о тете Джулии и наших родителях и задевать струны души Альберта, пока звучная музыка тоски не приведет его в чувство.
Он опустил голову и уставился в свою тарелку, и я испугался, что вместо воспоминаний его вырвет на яичницу.
Помощь пришла от Эмми. С горящими глазами она спросила:
– Сент-Луис очень большой?
– Ага, – едва заметно кивнул Альберт, и я подумал, что он боится, что его голова отвалится.
– Что ты помнишь про тетю Джулию? – спросил я. – Я помню только, что она была очень добра к нам.
Альберт положил вилку и закрыл глаза. Заговорил он с заметным усилием:
– Я помню, что она была хорошенькая. И пахла цветами. Сиренью. Мы ездили к ней только один раз, после маминой смерти, но я тоже помню, что она была добра к нам.
– Я помню, что ее дом огромный и розовый.
– И близко к реке, – сказал он.
– Ты помнишь улицу?
Он покачал головой.
– Какое-то греческое название, но я не могу вспомнить. Помню, на углу была кондитерская, и тетя Джулия дала нам несколько центов на помадку.
– Я помню эту помадку.
– Лучшая, что я пробовал, – сказал Альберт.
Мне показалось, что при этих воспоминаниях я заметил в его глазах мечтательность.
– Моз сказал, вы собираетесь работать на Тру, – осторожно начал я и посмотрел на Моза, ожидая подтверждения.
Он уже поднес ко рту вилку с яичницей, но остановился и кивнул.
– Это правда? – спросил я.
– Конечно, почему нет? – сказал Альберт.
– Потому что оставаться здесь опасно.