— И Колыев прекратил бы охоту.
Она кивнула.
— Но ты так быстро приплыл. Я нырнула и подумала: у нас будет по крайней мере один свидетель, что я утонула. Но ты меня еще и нашел — там, в темноте.
— Из-за купальной шапочки.
— Вот я и не знала, что делать. План рухнул. Потом я подумала, что позволю себя спасти, а в другой день повторю фокус с исчезновением.
— Но вы от этого отказались?
Она кивнула.
— Потому что теперь, когда Питер собирается помочь, вам это не нужно.
Она снова кивнула.
— А про Колыева он ничего не знает, правильно?
— Я рассказывала ему о похищении невест.
— Но он не знает, что ты убила своего мужа.
— Не называй его моим мужем!
— Ладно. И значит, ты все это время знала, что тебя спас я, а не Питер.
Она грустно посмеялась:
— Ты меня не спас, Мартин, ты мне все испортил.
— Но для Питера ты сыграла роль спасенной девушки.
— Он строил из себя героя!
— Ну да, все врут. Но…
Я почувствовал ее руку на своем лице. Кончики ее пальцев на моих губах.
— Ш-ш-ш, — шикнула она. — Нельзя ли немного помолчать?
Я кивнул и закрыл глаза. Она права, нам нужен перерыв. Перерыв для дыхания, перерыв для мыслей. Как за такое короткое время столько всего произошло? Два дня назад мы с Питером, два приятеля, собирались на забег с быками в Памплону — в таком участвовали его отец и дядя, так что, хоть он сам никогда в этом не признается, это был такой условный обряд инициации. В то время как для меня он чистая романтика, возможность прожить «И восходит солнце» — роман, который, по мнению моего отца, надо читать и смаковать, когда ты молод, потому что Хемингуэй — писатель для молодого мужчины, его проза блекнет по мере того, как ты становишься старше. Но я не просто пробежал три минуты по улочкам Памплоны — у меня было ощущение, что я бегу все время, все переулки перекрыты заграждениями, а бычьи рога все ближе и ближе. Как говорил Питер, все, что может произойти, происходит все время и одновременно. Время и является, и не является иллюзией, потому что в бесконечности реальностей оно столь же нерелевантно, как и все остальное. У меня закружилась голова. Я упал. Упал в пропасть и никогда не был так счастлив. Я слышал, как она дышала в такт со мной, чувствовал, как ее тело поднимается и опускается вместе с моим. Как будто на мгновение мы стали единым целым, больше уже ее тело не отдавало тепло моему или наоборот — возникло одно тело. Не знаю, сколько прошло времени — пять минут, полчаса, — прежде чем я снова заговорил.
— Ты когда-нибудь думала о том, что хорошо бы иметь возможность отправиться в прошлое и что-нибудь изменить?
— Да, — ответила она. — Но не выйдет. Возможно, у нас есть ощущение свободной воли, но ты остаешься тем же самым человеком; имея в наличии ту же самую информацию и оказавшись в той же самой ситуации, ты повторишь самого себя. Это очевидно.
— А если бы ты могла отправиться в прошлое тем человеком, которым являешься сейчас?
— Ага. Идея в том, что можно перед всем классом отплатить учителю-психопату той же монетой или разбогатеть, вложив деньги в дело, чей исход тебе известен?
— И забить гол с того пенальти, во время которого ты промахнулся в прошлой жизни.
— Веселые фантазии. Пока не дойдешь до временного парадокса: если ты изменишь прошлое, то изменишь и будущее. И тогда ничего не выйдет.
— А что, если ты не отправишься в прошлое в той вселенной, где находишься сейчас, а сумеешь проникнуть в параллельную вселенную в выбранный тобой момент времени? Вселенную, которая до этого момента была точно такой же, как та, где ты жила. То есть вселенную, где ты уже существуешь как другой человек.
— То есть, по-твоему, тебя двое?
— Да. Потому что в таком случае никаких временных парадоксов больше нет.
— Но есть какая-то безумная реальность.
— Разве не любая реальность безумна?
— Да уж! — Она засмеялась.
— Проблема в том, что, даже если ты хочешь снова пробить пенальти, более молодая версия тебя уже на своем месте — и она вот-вот промахнется. Поэтому сначала надо убрать этого человека с дороги.
— И как же?
— Если ты собираешься занять место этого человека так, чтобы никто не заметил, то с твоей стороны разумнее всего сделать так, чтобы главный герой исчез навсегда.
— Утопиться?
— Накрыть его лицо подушкой, пока он спит.
— Ага. Мартин?
— Да?
— О чем мы сейчас говорим?
— Мы говорим о том, что Питер попал сюда из другой реальности, которая еще два дня назад была точно такой же, как эта. И в этой реальности — здесь и сейчас — он совершил убийство самого себя, пока я вышел позавтракать.
— Здесь? В этой кровати, подушкой?
— Думаю, произошло это в ванной — может быть, пока мой Питер принимал душ или сидел на унитазе. Прибывший Питер ударил его чем-то тяжелым, пролилась кровь, она ведь под унитазом осталась. Новый Питер, чуть старше, вымыл там все, завернул труп в коврик, который был на полу, и выбросил в контейнер за зданием — он знал, что в тот день оттуда заберут мусор.
— Мне это нравится, — посмеялась она. — Но зачем? Зачем он вернулся?
— Чтобы изменить то, что случилось в его вселенной.
— А именно?
— Он тебя не заполучил. Думаю, ты и есть то пенальти, которое он не забил.
— Как здорово — тебе бы про это кино снять! — сказала она, возможно не заметив, как положила руку мне на грудь.
— Может быть. — Я снова закрыл глаза.
Здорово. Здорово там лежать. Снаружи опять пошел дождь. Несильный, но лежавшая рядом со мной Мириам вздохнула. Не открывая глаз, я заметил, как снова засветился ее телефон.
— Надо сказать маме, что я сегодня здесь переночую, — сказала она. — Все нормально, она знает только про то, что я забронировала комнату, а не про то, что ты здесь.
Я пробормотал что-то в ответ. На внутренней стороне век я вновь увидел обнаженный труп. Вмятину в виске. Белую, чистую кожу. Никакой татуировки. Питер. Который только что впервые в жизни влюбился. Который еще не успел допустить первый промах, из-за которого он ее не получит. С виду счастливый парень, который просто спит.
Я ошибся.
Я все-таки заснул на какое-то время.
Когда меня разбудил будильник на телефоне, на улице все еще было темно.
Я смотрел на нее — она лежала в постели спиной ко мне. По подушке разметались черные волосы.
— Мне пора, — сказал я.