— Боже мой… Яснее не скажешь. Получается, что Нардо предвидел все, что у тебя произошло с Фабио?
— Еще бы! Причем сразу, с того дня, как это случилось. И еще смеется надо мной, когда я пытаюсь его опровергнуть и переспорить. Но в том, что касается моего поведения в этой ситуации, он абсолютно прав. Я твердила, что Фабио для меня — ничто, а Нардо — что надо подождать и посмотреть, но кончится дело тем, что я выйду за Фабио. Мы с ним встречаемся уже несколько месяцев, особенно тогда, когда Нардо исчезает, и я в него искренне влюблена, хотя и прекрасно знаю, что он не мой мужчина. Я действительно обезьяна, ничего тут не поделаешь. Как и ты, как и все мы.
— А твой — это только Нардо…
— Несомненно. Разница в том, что с ним и не было нужды в сексе, я это достаточно быстро поняла. Он просто мой мужчина, точно такой, как мне нужен, я в этом не сомневаюсь. Как ты не сомневаешься, что тебе нужна только твоя Стефания.
— Значит, это любовь! Простая любовь. Нравится это или нет ему и его чокнутым друзьям антропологам. Так ему и скажи!
— Да говорила уже, святая Клеопатра! Повторяла до тошноты! А Нардо смеется надо мной и говорит, что, если б это была настоящая любовь, а не «штучки-дрючки», как он это называет, я не должна была бы встречаться ни с Фабио, ни с Федерико. А так получилась живая демонстрация того, что любви не существует.
— Так… но какого хрена ему надо? Если он не решается на тебе жениться, ну и ладно! Увеличь количество своих поклонников, и вот увидишь, он заерзает… все мужики таковы, даже верные.
— Кармен, с тобой со смеху помрешь… Истина в том, что ему от меня ничего не нужно сверх того, что он имеет. Нардо совсем другой, поверь мне.
— Но ведь он же не говорит, что все мы одинаковы?
— Он просто умеет быть не таким, как все, хотя никогда в этом не признается. От этого рассыпалась бы вся его ментальная структура. Но я все же думаю, что поняла его истинный мотив отрицания любви.
— Выкладывай! А то умру от любопытства…
— Это дети. Он не может иметь детей из-за необратимой врожденной патологии.
— А-а… и следовательно?
— Он прочел мне целую лекцию, увлекательную, но трудную для пересказа. Из нее следует, что с того момента, как одноклеточные организмы миллиарды лет тому назад начали делиться, каждое живое существо биологически запрограммировано на размножение.
— Ага, это верно. С биологической точки зрения мы все живем ради того, чтобы продолжить наш род. Ну а как же те, кому на это наплевать? Я, например, никогда не буду иметь детей, но я вовсе не чувствую себя ниже тебя, хотя ты их сможешь нарожать целую кучу. Ну разве что не с этим Нардо, который все знает…
Сабина снова рассмеялась. Ее забавляла манера подруги говорить все как есть, не приукрашивая.
— Я сильно сомневаюсь, что нарожаю, если буду продолжать в том же духе, но это уже другой вопрос. Здесь речь не о том, кто лучше, кто хуже. Я ведь привлекала его тем же исключением из правил, но он, со свойственной ему вежливостью, заставил меня замолчать, приведя одну метафору, которая меня больно ранила.
— Какую?
— «Розовый кустик»
[21].
— О мадонна… Твой Нардо меня тревожит. Не обижаешься, что я тебе это сказала?
— Нет… он и меня порой тревожит. Хотя идея ясна: каждый думает о себе, и это справедливо. Мы ведь представители миллиардов и миллиардов голых обезьян, а стало быть, на законном основании заботимся о том, чтобы улучшить свою жизнь и пользоваться тем благосостоянием, в котором существуем. И невелика беда, что у кого-то из нас нет детей по объективным причинам или вследствие нашего решения.
— Он так думает? Слушай, в общем и целом это не лишено здравого смысла.
— Да, но…
— Я так и знала, что тут возникнет «но»…
— То-то и оно. Что бы ты подумала о розовом кусте, который не дает бутонов и не расцветает?
У Кармен на этот раз не нашлось в запасе хлесткого словечка, и она задумалась, задержав дыхание.
А Сабина продолжила:
— Он считает, что тот, у кого нет детей, похож на «Розовый кустик».
— Что-то мне не хочется, чтобы меня считали розой без цветов. Грустная роза получается… Не по мне.
— Вижу, что он и тебя сильно зацепил, подруга. Но это еще не все…
— Этого я и боялась. Хочешь окончательно испортить вечер? Валяй!
— Розовые кусты, которые не дают цветов, действительно существуют. Это природное явление, такое же, как бесплодие у животных или людей. Но куст, высаженный в землю, не выбирает, цвести ему или нет. И вот тут вступают в силу перекосы нашего сознания.
— Ты понимаешь, что сейчас задела очень болезненную точку?
— Она так же болезненна для тебя, как и для меня. Дай мне закончить. Это важно для того, о чем я хочу спросить тебя дальше.
— Ладно, давай, говори…
— С «космической» точки зрения живое существо, сознательно не желающее воспроизвести себе подобного, есть отклонение. Нонсенс, сбой, назови как хочешь. Так считает Нардо, и его, кстати, поддерживают в этом многие ученые, исследующие материю.
— Метафора точна, и она таки испортила мне вечер. Но убедила не до конца. Вселенная меня не интересует, я должна заботиться о Кармен. А Кармен предпочитает женщин, значит, у нее не будет детей, нравится это вселенной или нет.
— Вполне законное утверждение. Если помнишь, оно и было предпосылкой.
— Помню. Но какого лешего Нардо надо от меня?
— Да никакого, как и от меня тоже. Но он подчеркивает, что психически нормальный человек, который решает или соглашается не иметь детей, хотя и ни за что не признает этого прилюдно, рано или поздно поймет, что совершил ошибку, живя, как роза, не дающая цветов. И он начнет убеждать себя, что это не так, и будет стараться убедить в этом других… Но внутри у него поселится чувство лишения, прародительское чувство ошибки «космического» масштаба, тесно связанное с тем мотивом, что привел нас в этот мир.
— Ну, знаешь, мне кажется, ты развела прямо какой-то апокалипсис. Лично я не стану казнить себя за то, что у меня нет детей.
— Как ты можешь знать наперед?
— Я это чувствую.
— Отвращение, которое отразилось у тебя на лице, как только мы коснулись этой темы, есть доказательство твоей неправоты. Это превосходит наши возможности, Кармен, и мне против воли пришлось принять это как факт.