— Я поняла. Но ведь потом он их трахает! Кто он, жиголо?
— Даже и близко нет. На вид он больше напоминает священника. У него потрясающая фигура, и теперь я воспринимаю его как самого красивого мужчину в мире… но это, конечно, не так. И потом, он всегда так вежлив, так нежен… Ну да, я понимаю, что похожа на чокнутую.
— Да нет, Сабина, ты вовсе не похожа на чокнутую. Ты просто влюблена.
— Вот черт… но я не хочу казаться девицей, которая гоняется за ускользающим кумиром. Я уже взрослая, Кармен и умею себя контролировать. И я уже научилась разбираться в собственных чувствах.
— Не сомневаюсь. Но почему именно он? Объясни мне, я пойму.
— Потому что, что бы со мной ни происходило, хорошее или плохое, мне не терпится рассказать ему. Потому что, если я узнаю что-то интересное в разговоре с кем-нибудь, мне хочется узнать, что об этом думает он. Потому что все, что он думает, если и не совпадает с моими мыслями, что иногда случается, становится для меня озарением. Потому что он никогда не бывает вульгарен, всегда вежлив и не злоупотребляет превосходными степенями. Потому что он тоже хочет услышать мое мнение обо всем и умеет молчать, а молчать вместе с ним — такая же радость, как и разговаривать. Мы часами занимается и тем, и другим. И еще — он прекрасен в постели, он весь отдается чувству и сморит мне прямо в глаза. Потому что он слушает красивую музыку и умеет мне о ней рассказать. Потому что, когда я предлагаю послушать то, что нравится мне, он слушает с удовольствием, хотя я прекрасно знаю, что, предложи ему это кто-то другой, он бы слушать не стал. И еще: от него всегда исходит приятный запах, даже если он не успел принять душ. И на вкус он тоже очень приятен. Потому что у него искренняя улыбка и добрые глаза. Он на меня смотрит и понимает меня. Потому что, с тех пор как я его узнала, я смотрю на мир другими глазами, его глазами, и все понимаю лучше и быстрее. Потому что он всех заражает своей позитивной энергией, он всем нравится, кроме тех, кого ругает, естественно. Тогда он становится жестким, злым и беспощадным, и это в буквальном смысле сводит меня с ума… Дальше продолжать?
— Могу сказать, что картина достаточно ясна…
— А я все-таки продолжу, потому что у него полно недостатков, но мне на них наплевать. Он невысокого роста, а мне кажется огромным, у него чуть кривые зубы, но мне они кажутся очень сексуальными. Он упрямый, но, если я настаиваю, умеет меня выслушать и что-то меняет в себе ради меня, и у меня есть тому доказательства. Я приучила его к Лигабуэ, заставила оценить Гуччини и даже кое-что из Баттьято, тех художников, которых он и художниками не считал. Он прочел все книги, которые я ему дарила, даже не очень утонченных авторов. Уверяю тебя, не каждый человек с такой культурой, как у Нардо, станет их читать. И еще: он интересуется мной, причем во всех смыслах. Знает всю историю моей семьи, просит рассказать про ссоры моих двоюродных братьев, про спесь дядюшек, про все то, о чем я сама всегда рвусь ему рассказать, поскольку хочу, чтобы он стал частью моего мира. И он не отстраняется, он всегда здесь, всегда внимательно слушает. Это тот мужчина, который мне нужен, Кармен. И точка.
Неаполитанка молча, изредка кивая, выслушала эту лавину признаний в любви, а потом обрушилась на Сабину:
— Слушай, ты и меня заставила в него влюбиться! А что, в твои силки он так и не угодил? Ты ведь, конечно, лучше всех невезучих баб, которые его облизывают; не сомневаюсь, ты — номер один. Даже в облизывании, бьюсь об заклад!
Сабина посмеялась над забавной вульгарностью, которой Кармен приправляла свои суждения. Стоило ей увлечься разговором и загореться, как проявлялась ее горячая неаполитанская натура, и она становилась неотразимой.
— Нардо не хочет ничьих силков, Кармен. И ты не поверишь, он и сам не желает никого заманивать в силки: ни меня, ни любую другую, кто его, как ты выражаешься, «облизывает». Наоборот.
— Что значит «наоборот»? Ему что, наплевать, если ты встречаешься с другими?
— Нет. Он говорит, что у нас с ним высшая связь, на которую никто не сможет посягнуть, но иногда он даже поощряет мои свидания с другими. Конечно, потом он не умирает от желания вызнать все подробности… Нет, ему достаточно просто об этом не говорить.
— Да нет… что, правда?
— Я тебе рассказывала о Федерико, тренере по боевым искусствам?
— Да, несколько недель назад. Это Нардо тебя с ним познакомил?
— Да, в какой-то мере. Он — владелец спортзала, в котором Нардо изучает лечебные приемы шиацу и тренируется в «сражениях», скажем так. Он настаивал на моем знакомстве с ним.
— Очень странно. И как прошло знакомство?
— Да неплохо прошло. Федерико — славный парень, симпатичный, спортивный, член «Армии спасения». Мы какое-то время встречались, и нам было весело вместе. Но по выходным он всегда уезжал в горы с собаками, а у меня аллергия на шерсть. После третьей поездки я уже была без сил, и мне пришлось отдохнуть. Из-за этого мы немного отдалились друг от друга. Перезваниваемся, время от времени видимся, но у него уже другая, а я думаю только о Нардо. Ну, почти только о Нардо…
— Как это — почти?
— В точности как и предвидел Нардо — терпеть не могу, когда он строит из себя пророка, убила бы! — я продолжаю видеться с Фабио, моим коллегой-полицейским…
— А я думала, что это так, мимолетная связь.
— Я тоже так думала. Но потом я прихожу к Нардо, и мы общаемся с Богом, я прикасаюсь к небу всеми десятью пальцами, и он, как всегда пунктуальный, словно говорит мне: «Вот видишь, как нам хорошо вместе», — а потом исчезает и делается неощутим на много дней, окунувшись в свою «работу». А может, он просто-напросто проклят и я раз за разом наступаю на те же грабли…
— Но значит, тебе и этот Фабио тоже нравится? Я что-то растерялась…
— Понимаю. Я и сама растерялась. Хотя у Нардо нашлось объяснение даже этому. Невероятно, но это так.
— И что за объяснение?
— Он говорит, что причина в сексе. Секс соединяет нас, людей, как ни один из видов животных. В среднем периоде жизни он вызывает химические реакции эмоций, которые, насколько я знаю, крепко притягивают нас друг к другу и создают впечатление чувства там, где его нет.
— Погоди… Прости, пожалуйста, а можешь объяснить понятнее?
— Тут был бы нужен Нардо. Но я попробую. Наш вид — Нардо, кстати, называет нас «голые обезьяны», — как ни один в мире, имеет особые отношения с сексом. Сама подумай: мы единственные, кто, раздевшись, начинает так откровенно демонстрировать свое тело, и мало кто из других природных представительниц женского рода испытывает такой оргазм, как мы. Получается, что нас все время обуревают желания… Поэтому мы находимся в категории немногих животных, занимающихся сексом просто так, без всякой практической цели, даже по многу раз на дню, а если можем — то целые дни напролет.
— Как это верно…
— Все, что говорит Нардо, всегда имеет под собой научную базу, черт бы его побрал… В сущности, на определенном этапе нашего развития, распрощавшись с защищенной жизнью на деревьях, мы изобрели любовь, потому что моногамная и долговечная связь пары особей была необходима для нашего выживания как вида. Естественный отбор вознаградил гармонию постоянной пары, потому что тот, кто много занимался моногамным сексом, рожал больше детей от одного партнера, причем в надежном, безопасном месте. И вот мы дожили до наших дней. Мы сегодняшние — плоды тысяч и тысяч моногамных спариваний, а потому, если мы долго занимаемся сексом с одним партнером, мы воображаем, что это любовь, потому что так было всегда, и это помогло нашей эволюции. Кроме того, здесь надо учесть еще и чисто культурный компонент, который всегда присутствует у нас, животных, щедро наделенных разумом: мы и сегодня еще считаем «грязным» секс за пределами официальной пары.