— Так вот почему ты говорил, что семья обречена на исчезновение.
— Я этого никогда не говорил, но абсолютно очевидно, что изменится сама концепция семьи. Моногамия любой ценой настолько противоречит циркулирующим в нас генам, что сегодня уже утратила смысл, и в основном потому, что мы живем втрое дольше того срока, что отводит нам зеленое поле. Она противоречит не только нашей природе. Мусти скоро покажет нам на примере поколения обладания и частной собственности, что моногамия, вместо того чтобы смягчить столкновения, их только усиливает и множит.
— И тут вмешаешься ты…
— И у меня будет получаться гораздо лучше, если ты будешь мне помогать.
— Значит, мы — неплохая команда!
— В каком-то смысле да, не могу отрицать.
— И сколько времени потребуется на то, чтобы приспособиться?
— По мнению самого оптимистически настроенного научного сообщества — пара тысяч лет.
— Боюсь, что мы не доживем.
— Твои прапраправнуки, может, и доживут.
Сабина заметила, что Нардо не сказал «наши прапраправнуки», и ей на память пришли те несколько строк, которые она пару часов назад подглядела в его досье. Она сейчас с удовольствием с ним поспорила бы, но Нардо начал уже поглядывать на часы. Стало ясно, что часть дня, посвященная рассуждениям и лекциям по антропологии, подошла к концу.
— Итак, синьор Баджо, мы отправляемся на охоту за владетельными голыми обезьянами?
— Именно так, доктор Монделло. Я ввожу в игру лже-женишка — и понеслось… Ты готова?
— С тобой — всегда.
* * *
Лжежених явился на старой, потрепанной машине. Нардо предупредил его о возможном риске, и он одолжил эту развалюху, предназначенную на утилизацию, у кого-то из родственников. Когда Марко, так звали этого парня, вылез из машины в ожидании подруги, ехидная улыбка сбежала с лица магрибца: машина у парня, конечно, неконкурентоспособна, зато он сам был достаточно крупным, чтобы слопать Мусти живьем и еще остаться голодным. Катерина с напряженной улыбкой на лице, но решительно и уверенно вышла из машины и, в точности следуя инструкции, не оглядываясь по сторонам, уселась на пассажирское сиденье. Машина быстро тронулась с места в направлении дорожной развязки.
Мусти подождал, пока рассеется полоса черного дыма от выхлопа, потом подошел к калитке дома Катерины, украдкой что-то выбросил возле фронтальной стены и, вскочив на скутер, умчался в том же направлении.
— Что он туда бросил?
— Большую банку с красной краской. Это у него что-то вроде фабричной марки или визитной карточки. Он уже много раз так делал.
— А что делаем мы?
Нардо подмигнул:
— Вендетта уже свершилась, будь спокойна.
— Ага. «Некто» устроил ту же каверзу в его доме?
— Так точно. Сначала в доме матери, а потом в доме дяди, пока тот сбывал пару доз. Он обнаружит сюрприз позже, а может, ему сообщат по телефону. В любом случае он помчится домой как подорванный, да так и не поймет, что произошло.
Сабина с улыбкой тряхнула головой, но от комментариев воздержалась. Она завела «Смарт» и поехала вслед двум уже стартовавшим машинам. Куда ехать, уже известно, так что проблем быть не должно.
Все они почти одновременно доехали до круговой развязки перед торговым центром. Катерина с нарастающей тревогой начала ныть, что увидела, как Мусти запарковался в неположенном месте возле одного из входов и куда-то отправился, делая вид, что ничего не происходит. Нардо велел ей успокоиться и, чтобы как-то ее отвлечь, посоветовал притвориться, что она целует Марко или, на худой конец, действительно поцеловать его, чтобы насолить придурку. Ее спутник был явно не против такой дополнительной нагрузки.
Как только парочка вошла в торговый центр, а за ними на почтительном расстоянии и Сабина, Мусти подошел к их машине и ножом проткнул три колеса. Потом нацарапал на пассажирской дверце слово «шлюха», отошел на несколько метров и швырнул в водительское окошко банку, только на этот раз не с краской, а с собственной мочой. Жидкость просочилась сквозь уплотнительную прокладку, испортив салон навсегда. Оставшись доволен собственным убожеством и подлостью, парень тоже поспешил в торговый центр.
Сабина издали следила за парочкой, не подавая виду. Вдруг рядом с ней оказался улыбающийся Нардо.
— Привет, ищейка. Мусти объявился?
— Не знаю. Но, думаю, ему лучше держатся подальше: Марко действительно плотный и тяжелый.
— И прекрасно справляется с ролью жениха. Гляди, как он обнимает Катерину…
Они заговорщицки подмигнули друг другу, и Сабина снова почувствовала себя свободной и счастливой.
— Прежде чем сесть за руль, он ударил? Там, в гараже?
— Конечно, и такой удар вполне для него предсказуем.
— И нож гильотины опустился?
— Отчасти да, отчасти нет. Потом объясню. А тебе обязательно хочется узнать?
— Ага. Сколько колес проткнуто?
— У скутера? Нисколько…
— Это с чего такая милость?
— А он без страховки. Будет лучше, если его «совершенно случайно» остановит патруль, конфискует скутер и выпишет такой штраф, что парень запомнит на всю жизнь. А в этом ты мне тоже поможешь?
— Конечно, помогу. И даже очень охотно, потому что это мой долг. Когда он выйдет, я вызову мобильную бригаду — и дело сделано. Прекрасная мысль, синьор Баджо!
— Благодарю вас, доктор Монделло.
— А если у него есть страховка?
— Значит, я ошибся. Иногда это случается.
— Поспорим?
— Охотно.
— Если проиграешь, то на этот раз отодвинешь в сторону свое правило номер один в общении с женщинами. И со мной попробуешь сделать все, как полагается… если, конечно, захочешь…
Нардо, приятно удивленный, ограничился тем, что улыбнулся и кивнул. В этот момент в коридоре на безопасном расстоянии от притворных жениха и невесты появился Мусти с телефоном в руке.
— О, моя дама, видишь вон того джентльмена? Подойди-ка к нему и послушай, о чем он говорит. Посмотрим, не начал ли мой воспитательный план приносить плоды.
Сабина отправилась без особой охоты и вернулась довольно быстро:
— Он вне себя от ярости. Должно быть, мать и дядюшка поговорили между собой и сообщили ему обо всех «милых шуточках». Мусти бледный, и у него пена на губах. Выглядит он забавно.
— Видишь, как его пробрало?
— Да уж… Он вдруг обнаружил, что не он один способен на такие пакости. Есть еще кто-то, кто этим занимается, причем пакости нацелены именно на него, Мусти. И этот «кто-то» — не Катерина и не ее ухажер, потому что они вот здесь, у него перед глазами. И это не знаменитый фельдфебель, который не раз припирал его к стенке, потому что не может же фельдфебель такое вытворять…