Нынче утром очередной судья, приглашенный сказать свое слово в этой бесконечной истории домашнего насилия, должен был лишить Антонио родительских прав и передать детей на воспитание матери окончательно и бесповоротно. Оба бывших супруга были обязаны присутствовать на слушании, но рассчитывать на приличную охрану со стороны гражданских служб безопасности не приходилось. У входа стояли всего двое карабинеров, и это на тридцать-сорок залов заседания и кабинетов, которые работали одновременно.
Сабина ощутила себя раздавленной, читая документы дела и краем уха слушая бесстрастный рассказ Нардо, который умудрялся еще воевать с бешеным утренним трафиком. Всем давно известно, что бедам конца не бывает, но по сравнению с тем, что перенесла Розанна, ее собственная история с преследованиями казалась сущим пустяком. Как полицейская дама с высоким положением, которой она себя осознавала, сейчас Сабина оказалась абсолютно бессильной. Антонио и Розанна являли собой стереотип скверного функционирования всей системы правосудия и той легкости, с какой любой преступник, даже самый отпетый, при хорошей поддержке может действовать, как рычагом, юридическими институтами, существующими только на бумаге. Все это неоспоримо доказывает, что современная юрисдикция неприменима к таким тяжелым случаям и преследует главным образом личные интересы весьма сомнительного свойства.
Когда Сабина впервые увидела Розанну, Нардо еще только-только входил в ее жизнь. Последний фингал Антонио поставил ей во время «защищенного» свидания с детьми, когда набросился на нее с обвинениями в измене. Мало того, что он ударил ее по лицу, он еще почти оторвал ей ухо, когда тащил за него через всю комнату, а оперативницы не успели его вовремя нейтрализовать. Этот проступок сочли недостаточным, чтобы в очередной раз заключить его в камеру (полиция слишком поздно вмешалась, поскольку была далеко от места преступления, а потому смогла только сделать заявление), но его хватило, чтобы Антонио утратил последние остатки надежды вернуть жену. Одна из представительниц социальной службы тогда посоветовала Розанне обратиться к Нардо, весьма успешному «массажисту» и своему старому знакомому. Тот выслушал ее и осмотрел, а потом предложил защиту и гостеприимство. В это утро он должен был стать ее живым щитом, на тот случай, если бывший супруг и отец ее детей снова впадет в бешенство.
— Нардо, но ведь дело может кончиться кровопролитием.
— Возможно. Но я, то есть мы, обставим всё таким образом, чтобы это не оказалась кровь Розанны или, не дай бог, наша.
— Что ни полиция, ни карабинеры не станут ее защищать, это я понимаю. На сегодняшний день у них такого права нет. Но мне непонятно, как это дойдет до простого гражданина.
— А и не нужно, чтобы дошло. У нас он сам сделает все, как надо. А значит, в трибунале у нас проблем не будет, вот увидишь.
— Оружие он с собой взять не сможет, но я все равно ни на грош не доверяю охране.
— По этому поводу мы сделали запрос, и нас уверили, что в помещении будут присутствовать охранники.
— Значит, я думаю, мы туда и не войдем?
— Конечно. Он не должен увидеть нас и расценить как часть вражеской команды. Мы будем наблюдать снаружи. Розанну он, как и всегда, считает своей собственностью. Но дети — для него единственный повод, чтобы встречаться с ней, лупить ее и чувствовать себя все еще мужчиной. Сегодня у него отберут все права, и жизнь паразита утратит для него всякий смысл. Он это хорошо понимает и поведет себя соответственно: как яблоко, которое, оторвавшись от ветки, упадет с дерева.
— Как скажешь, командир.
Когда они приехали в район Прати, Нардо послал Розанне ободряющее сообщение. Она ответила, что волнуется, но хорошо выспалась благодаря снотворному, которое дал ей Нардо. Антонио она пока не видела.
Они припарковали «Альфа Ромео» недалеко от площади Квирити и уселись на скамейку возле станции метро «Лепанто». Этот район оба знали хорошо, и Нардо рассчитывал увидеть Антонио издали. Встреча была назначена примерно через полчаса, и надо было ждать, никому не бросаясь в глаза.
Сабина непринужденно закинула свою ногу на ногу Нардо, чего, будучи сотрудницей полиции, никогда бы не сделала. Она знала это место: рано или поздно мимо наверняка пройдет кто-то из знакомых, но это ее мало беспокоило. Маловероятно, что этот «кто-то» будет Роберто: прокуратура располагалась далеко от гражданского сектора трибунала. Сабина почти не думала о Роберто, находясь рядом с Нардо: тот действительно умел излечивать сердечные недуги. Но когда заметила, что ее султан не отодвинулся, а, наоборот, дал понять очаровательной улыбкой, что оценил ее интимный жест, в ней вдруг вспыхнула надежда, что Роберто и вправду может пройти здесь и увидеть их. Чтобы преодолеть возникшее смущение, она заговорила:
— Ну, так что, Нардо, что ты хотел мне вчера рассказать?
Казалось, его этот вопрос удивил.
— Да так, ничего особенного. Я и сам почти не помню.
— Стеснительного изображаешь? Это не твой стиль.
Он сразу же вновь обрел свой солидный и вальяжный вид — и буквально сразил ее:
— Я хотел поговорить с тобой о религии.
— О чем? С чего это вдруг?
— А с того, что она — важный фактор, от которого зависит равновесие в нашем сообществе голых обезьян. Я заметил, что ты довольно часто упоминаешь имя Господа, и хочу пояснить, что такое религия на самом деле.
У Сабины возникло отчетливое впечатление, что речь сейчас пойдет о некоем доводе, который он приплетет просто так, наугад. Однако, чтобы не нарушать возникшую близость, она дала ему полную свободу, предвкушая очередную интересную историю. Да и время можно будет неплохо скоротать.
— Прошу вас, учитель. Ученица готова к следующему озарению.
— Вот льстица!.. Ладно. Но тебе, как обычно, придется усилиться. Попытайся дать мне определение религии, которое подходило бы ко всем более или менее известным, то есть к наиболее распространенным ее разновидностям.
— О господи!.. Знаешь, это ставит меня в тупик. Мне кажется, что я снова вернулась в лицей.
— Вот видишь? Ты снова упоминаешь религиозные сюжеты и символы; значит, эта тема может стать для тебя полезной. Ну, давай!
— Хорошо. Религия — это объединение верований, мыслей, ритуалов, дающих обществу надежду, иными словами, то, во что можно верить.
— Неплохо, девочка. Немного путано, но и вопрос был задан врасплох… Честно говоря, на лучшее я и надеяться не мог.
— Ну да, короче, теперь ты меня презираешь. И после того как ты меня совсем запутал, собираешься просвещать, учитель?
— Мне абсолютно нечему кого-либо учить, дорогая. Максимум, что я могу…
— Ага, поделиться, я знаю. Тогда поделись со мной твоим знанием!
— А ты знала, что это фраза Далай-ламы? «Поделись своим знанием, ибо это лучший способ достичь бессмертия». Нынче многие искажают это высказывание: в Сети можно «поделиться» чем угодно, начиная с фотографий аперитивов.