Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути - читать онлайн книгу. Автор: Захарий Френкель cтр.№ 198

22 июня. С 9 июня по сегодняшний день — от 10 до 12 часов в день копал грядки, полол, засаживал, убирал сад и огород. Делал тщетные попытки достать рассаду путями, доступными в обычном порядке советским гражданам. Напрасно. Рассады заготовлено — миллионы, но получить нельзя. По «блату» получил через Як[ова] Захаровича Матусевича по 100 штук капусты и брюквы. Посадил на полях орошения. Кроме того, 200 штук [достал] через дачников. Опять зря ходил в Удельную (достал только 65 штук брюквы). Приходится рассаживать прорываемую свёклу и пр.

23–30 июня. 23, во вторник, и 26, в пятницу, — был в инфекционной больнице им. Карла Либкнехта. Вид с Выборгской стороны на Смольный, на берег Невы, на прибрежную часть города — напоминает мирные картинки Костромы. В мучительно тревожное настроение вливается за порогом сознания некоторая успокоенность.

24 (в среду) и 27 (в субботу) — был во 2-м ЛМИ. Отдал в работу (для снятия копии) мои графики к работе о ранней детской смертности. Составлял их в феврале-марте, в условиях особенно тяжёлых последствий голодания, и с большим удовлетворением вижу, что на усидчивости и качестве интеллектуальной работы это не оставляло следов. Только на неспособности ходить были ясны и ярко выражены влияния крайнего истощения, но не на умственной работе. Даже, наоборот, переживалось особое возбуждение мысли, напряжённые размышления в бессонные ночи. Всё время работал с 5 утра до 11 часов вечера (с перерывами) на огороде. Рассады так и не достал никакой. После двух-трёх жарких дней (температура на солнце +45–50 градусов и более) помидоры взошли самосейные из семян в фекалиях в одной из борозд поля орошения. Начал их высадку. Рассаживаю всё время свёклу, репу и турнепс. Пересаживал самосейный картофель. Осталось из 20 незасаженных, приготовленных мною грядок теперь (30 июня) только — 5. Всего грядок мною вскопано, разрыхлено, удобрено около 70, из них засеяны мною: репой и турнепсом — 9, свёклой — 8, морковью — 4, картофелем (обрезками и высадками) — 8, капустой и брюквой — 10.

10 августа. Утром — 5 часов работал в огороде. Приготовил репу для Зиночки. Прорвал и рассадил репу и турнепс на первой половине грядок у калитки. Был позван Любовью Карповной пить чай, во время чая подвергся оскорблениям, причём было повторено в качестве брани, что я эксплуататор. Это даже и для патологической озлобленности переходит все пределы. Я ответил, что Л[юбовь] К[арповна] должна взять это ругательство обратно… Всё это при молчаливом отношении со стороны Зиночки и Л[юбови] В[адимовны]. Я ушёл, оскорблённый, униженный, молча. Подумать только — всегда стремлюсь и фактически выполняю все самые трудные, самые грязные работы (уборка фекалий, уход за полем орошения, колка и носка дров, вскопал все без изъятия грядки, унавозил их и пр. и пр.). Я каждый день на тяжёлой работе до пота и усталости с 4–5 час. утра до 8–9 вечера, когда все ещё спят, а вечером ложусь последний. На протяжении всей совместной жизни с этой женщиной я, покорный судьбе и раз сделанному выбору, отдаю весь свой заработок в её распоряжение, подчиняюсь всем, иногда большим для меня трудностям. Мягкость моего характера повела к тому, что она внушила и дочерям бессмысленную идею, что она владелица дома и участка, купленного и устроенного общими трудами. Терпеливо переношу все унижения, всю унизительную опеку по моему мягкотелому жалению, именно жалению. Но взамен — всё возрастающая несправедливость ко мне и всё растущая несдержанность. ‹…› В конце концов — неизбежно искать выхода из этого невыносимого, недостойного для меня положения.

12 августа. Угнетающе действуют сообщения о невероятно быстром продвижении гитлеровских полчищ к нефти, к Майкопу и Грозному. И всё же не колеблется вера и уверенность или страстная надежда, что с минуты на минуту наступит перелом.

20 августа. Целый день — с 4.30 утра до 9 час[ов] веч[ера], до усталости работал на «Полоске» (прорывал свёклу и посадил две новых грядки, пересаживал с большим комом земли помидоры). Внутренне терзался и изнывал безнадёжностью.

21 августа. Тяжёлая установилась и держится обстановка для меня на «Полоске». Отчуждённость по отношению ко мне и ничем не мотивированная вражда — вот то, что я встречаю здесь от моих «близких». Весь мой неустанный, тяжёлый труд здесь вызывает только пренебрежение и стремление унизить меня, осквернить самые лучшие мои побуждения ^[319].

28 августа. С 15 до 18 часов — на заседании Учёного совета ГИДУВа. На защите докторской диссертации Полякова. Выступал в качестве официального оппонента. Выступление предварительно тщательно было обдумано и хорошо подготовлено. Со значительным содержанием — о ведущем значении санит[арной] техники в коммунальной гигиене, о роли крупных санит[арных] технических установок и, в частности, — механических прачечных, об использовании этнографического материала (музей Академии наук) для выявления разных стадий развития белья и его стирки и т. д. Всё это очень отчётливо и стройно было связано с общим заключением и с перечнем второстепенных недочётов. Но, взойдя на кафедру, я впервые за тридцать лет преподавательской работы вместо обычного подстёгнутого настроения и яркого хода мысли почувствовал недостаток содержания и вынужден был ограничиться только случайно пришедшими на мысль замечаниями, но диссертацию, которая была передо мною и в которой в тексте и на полях были все мои заметки, открывать мне не хотелось из-за плохого зрения. Диссертант остался, как он мне сказал, весьма доволен моим выступлением, но у меня осталось крайне неприятное чувство неудачно, плохо выполненного долга.

8 сентября. Радио у нас не действует. Газеты вот уже два дня не видел. Тоска беспросветная. Чем больше тружусь на огороде и по дому, тем более безжалостное, требовательное отношение ко мне Любови Карповны и дочери, и внучки. Полное внутреннее, отчасти внешнее, отчуждение. Вся жизнь во всём городе и по соседству с «Полоской» стоит под знаком ломки домов для заготовки дров на зиму. Переселяют в каменные дома, а деревянные идут на слом. Каждый должен заготовить 4 кубометра дров на сломе домов (из них 2 кубометра лично для себя). Травматизм. Обстрелы артиллерии и с воздуха за год осады произвели во много раз меньше разрушений, чем это кем-то надуманное саморазрушение. Тут какие-то элементы безумия или бесшабашного скудоумия. Разве хоть в бреду год тому назад можно было представить себе такие, обычным тоном передаваемые сообщения. Приоткрывается калитка. Две девочки, старшей лет 16. «Продайте рябины». — «Ну, что вы, что за продажа». — «А как же, теперь всё за деньги. Вы меня знаете. Я сестра Вовы Шлезингера, мы — ваши соседи. Теперь я одна. Наш дом ломают, жду машины, чтобы перевезти вещи. Дали комнату на Невском. А вчера при сломе дома нашли голову мамы. Её, маму, съели зимой». — «Да что вы, быть этого не может!» — «Нет, это верно. И протокол составили. Вы разве не слыхали? Ведь тех, кто съел маму, уже поймали и арестовали» и т. д… Вот такое содержание обыденной, привычной жизни.