Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути - читать онлайн книгу. Автор: Захарий Френкель cтр.№ 195

Безнадёжный паралич всего хозяйства в госпитале. Питание — одно сплошное издевательство. Обед — в точности в 5.30 — неполная тарелка щей (вода и следы капусты); после более чем часового сиденья в холодном, тёмном вестибюле — блюдце жидкой кашицы — в 6.40, и ещё через час, в 7.30 — стакан чаю (без сахара). Вечером, с 10.30 до 11.15 — Софроницкий играл Рахманинова, Шумана и пр. Разнёсся слух о прибавке завтра в городе по 100 гр. хлеба (500 — рабочим, 400 — служащим, 350 — иждивенцам). А вообще настроение безрадостное, как у смертников в осаждённом городе.

7 февраля. Пришла ко мне Зиночка. Много волнений. Радость свидания перекрывается тяжкими вестями с «Полоски».

8 февраля. С 1 часа дня у меня была Зиночка. Вновь и вновь развёртываются картины массовых смертей в городе, леденящие, угнетающие сознание. В 3 часа Зиночка ушла, чтобы уехать вместе с Ниной Александровной. Вечером, после ужина, с 8 до 9.30 третья лекция, которую прослушали с большим вниманием.

9 февраля. Атмосфера безнадёжности и леденящего ужаса. Андрей Григорьевич — милый, родной, великодушный — принёс переписанную работу и хлеб от Ек[атерины] Ил[ьиничны], принёс настойчивые планы перехода в госпиталь ГИДУВа и эвакуации куда-нибудь в глушь, для работы. Он полон жизни и хочет жизнь сохранить, а здесь — смерть.

10 февраля. С раннего утра (с 4-х час.) электрический свет. Занялся сверкой переписанной моей работы о материнской и детской смертности.

11 февраля. Первый раз вышел из «Астории». Разыскал Сберкассу. Покупки в магазине канцелярских принадлежностей. Морская ул. и Невский завалены кучами снега и глыбами из амбразур окон. Заметённые снегом троллейбусы. Труп (в морской форме) у подъезда, недалеко от «Астории». Равнодушные прохожие говорят, что этот труп лежит уже не первый день.

Пришла Зиночка. Изменившееся настроение. Принесла хлеб. Я съел почти фунт и на себе испытал всю опасность удовлетворения голода до насыщения (тошнота, тяжесть).

12–13 февраля. Тяжёлая болезнь. Смертельная слабость. Усталость от беспрестанных посещений врачей, вызванных внезапным приходом ко мне В. С. Никитского.

14 февраля. Зиночка устроила все дела с получением для меня пайка и денег во 2-м ЛМИ. Тревожные сведения о Перкале. Продолжается моя болезнь и слабость.

15 февраля. Мне несколько лучше. Продолжается тошнота и дурнота. Картина полной дезорганизации в госпитале. Опять поток врачей, сестёр — всё без толку, бесцельно, бесполезно. Невмоготу больше вся эта бестолковщина. О, если бы добраться до дому и почувствовать себя человеком, а не завалью! Вчера и третьего дня весь я был полон ощущения гибели. Сегодня как будто брезжит надежда. Но смертельная слабость от истощения, поноса и рвоты. Полных 4 дня болезни, тяжёлой и изнуряющей, в организме, доведённом до края истощения. Целый день обстрел. Снаряды рвутся вблизи. Завтра хотелось бы написать письмо.

16 февраля. Несколько лучше. Смертельная слабость. Через силу попытался подняться. Прошёл в общую комнату — на солнышко. Читал С. Симона, Вольского. Был проф. Н. Ил. Блинов. Поел: утром кипяток с сухарями и маслом. Сам соорудил. Затем Екатерина Ильинична. Письмо от Илика со 112-километрового марша зимою в Череповец.

17 февраля. Ровно месяц, как я в этом бессмысленном состоянии… «Чи я живу, чи доживаю, чи так на свити волочусь». Размагничиваются все лучшие навыки, культивируются самые худшие, самые низменные иждивенческие типы поведения. Комнатный паразитизм.

Сегодня день утомительных посещений — был К. О. Поляков, пришёл (с вредной и ненужной для меня «старкой») А. Г. Подвысоцкий вместе с П. Г. Коваленко, потом Н. А. Никитская. Моя тревога, ввиду отсутствия вестей от Зиночки, всё возрастала. Наконец, только в 2 часа пришла Зиночка (пробыла до 6 часов). Много трудноразрешимых предположений, а я сильно ослабел. Первый раз поел досыта настоящий бульон.

18 февраля. Пришла Зиночка. Ужасно мучительно думать, что ей приходится столько ходить и опять отправляться в трудный путь в Лесное. После обеда, через полтора-два часа — сильное напряжение и отчаянная боль во всём животе. Была старшая сестра по питанию. Нужно узнать, как её зовут и как фамилия. Обещает содействовать получению машины до Лесного. Через Зиночку обещает на завтра машину и Н. А. Никитская. Над всем — беспросветная, ужасная пустота.

19 февраля. Ощущение возвращающегося здоровья, но тем более тревожно заглядывание в будущее. Удивляет меня мрачно-безнадёжное отношение к предстоящему нам в 1942 году будущему у всех почти «иждивенцев» асторийского госпиталя.

20 февраля. Утром написал письмо Илику. С Н[иной] Ал[ександровной] на машине доехал до Невского в Сберкассу. Напрасно прождал в очереди два часа. Кассу опять перевели. Вернулся пешком в «Асторию». Слабоват. Картина смерти и разрушения города.

Окончательное решение о возвращении из госпиталя домой 21-го февраля в 4–5 часов на машине Никитского. — Обещание Н. А. Весь день и вечер — мучительное состояние тревоги, беспокойства, безысходности, а за общим столом — за обедом, ужином — отвратительные сцены зоологического стада во время кормления. Трудно допустить, что это не шакалы, а люди, упавшие ниже уровня звериного.

21 февраля. В 3.30 Нина Александровна позвала к поданному автомобилю. Выехал после обеда и в 5 часов — на «Полоске». Забор к Бедунковичам от улицы, вдоль спортплощадки — унесён. Дорожки засыпаны снегом. Мертво. За домом, против окна кухни, — намёрзшая куча выливаемых нечистот. С трудом достучался. Кока ^[316] очень слаба. Мало или почти совсем не ест. Явления атонии кишечника… Зиночка с трудом встаёт. Поел оставленные мне кусочки конской печёнки. Здоровье моё вполне удовлетворительно.

22 февраля. На мягкой чистой постели в Зиночкиной комнате проспал до 4.30 утра. В 8 часов утра вышел во двор, принёс дров. Не хочу ни о чём загадывать вперёд, жить только минутой, переживая процесс жизни. И всё же — до чего тяжело быть объектом властного проявления деспотического характера Зиночки, и это при признании всех её заслуг, всего её самопожертвования для меня и для Коки. Какая-то новая, оформившаяся уже черта в её отношениях: «Вы — старики, а мы с Любочкой — прямая вам противоположность». Особого рода фракционность, исключающая возможность дружеского простого обсуждения по существу. Дело зашло в абсолютный тупик. После обеда часа два был на дворе, раскладывал снег. Побаливает живот.

25 февраля. Желудок и кишечник направились. При обмывании горячей водой тела поражает крайняя степень истощения: руки, как плети; мышцы атрофированы на ногах, как верёвки, под кожей сеть вен. Резко изменённая форма живота: низ — горой, верх у подреберья загнут к позвоночнику. Отвратительный вид. Кожа сухая.

Утром с 8 до 9 час. — во дворе, разгребал снег, возился с дровами…

26 февраля. В 2 часа пришёл Подвысоцкий. Я безмерно встревожен вестью о болезни Екатер[ины] Ильин[ичны], написал письмо. Планы Андрея Гр[игорьевича] — приведение в образцовое состояние госпиталя ГИДУВа и о созыве ФЭБом госпитальной конференции. Настаивает на моей скорейшей госпитализации в ГИДУВ. Моё непреодолимое внутреннее отвращение к госпитализации. Стараюсь оттянуть до 5 марта. Планы А[ндрея] Гр[игорьевича] о моём консультантстве в ФЭБ.