Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути - читать онлайн книгу. Автор: Захарий Френкель cтр.№ 194

Очень интересный и своеобразный человек проф. П. А. Останков. Его рассказы о Бехтереве, его воспоминания, его времяпрепровождение (игра в карты, но в то же время убеждённые нападки против курения, нападки на непонятный для него термин «летальность»).

22 января. Обычное тяжёлое положение утром. Полное голодание — до 12 часов, отсутствие горячей воды на ужин, как и на завтрак. Знакомство моё с Я. Я. — доцентом гигиены Педиатрического института. Полное разочарование во всяких надеждах на улучшение питания… Вечером очень много играл с увлечением (Шуман, Шопен, Шуберт) Софроницкий.

Мой визит к В. С. Никитскому. Держался как исключительно милый, обходительный человек. Много радости дало мне свидание у него с Е. Э. Беном.

23 января. Днём — обход учреждения В. С. Никитским. Телефон во всём здании не работает, но как хочется услышать голос кого-либо из близких. Что с Иликом, с Е[катериной] И[льиничной], что на «Полоске»? Как они обходятся с водой и дровами? Скорее бы воскресенье и свидание с Зиночкой.

24 января. Добавка хлеба (50 гр.) до 400. Прорыв немецкого фронта и взятие обратно Холма и Торопца. Разговоры мои (воспоминания) о 1-й Гос. думе. Нина Александровна Никитская и ее исключительное, обязывающее радушие.

26 января. Тяжёлое состояние. В постели, как в берлоге. Звон и шум в ушах. Трогательное, обязывающее внимание со стороны Б. Б. Капранского, Хилова, Шполянского и др. Достали сульфидин. Дружеский уход. Узнала о моей болезни Н. А. Никитская. Десять раз приносила чай, кофе, сухари и пр. С её лёгкой руки значительно большая забота обо мне вспомогательного персонала, появились врачи. Одним словом, всё по блату. Температура 38, вечером нелепое моё поведение.

27 января. Температура нормальная, явления колита не беспокоят. Но после сульфидина — отрыжка. Утром неожиданно пришёл Андрей Григорьевич Подвысоцкий. Тревожные вести о болезни Татьяны Степановны. В госпитале ГИДУВа — идеальные условия по сравнению со здешними.

28 января. Никто меня не навестил. Целый день писал записку заведующему Горздравотделом. После обеда — у Нины Александровны дописывал письма. Вечером передал записку Никитскому. Как всегда, он много обещает. Сказал, что будет переписана. Обещал дать машину свезти меня в Лесное.

30 января. Благодаря совершенно исключительной заботливости и любезности Н. А. Никитской — с нею (до Педиатрического института) и «Лерой» — проехал в Лесное. Глубокие заносы. Дома — неподдающийся никакому изображению ужас. Болезнь Зиночки — тяжело больна. Глубоко взволнована. Как бесконечно они мне дороги и как бессилен я помочь!

Любочка искренне страдает. Слова — бесполезны, не нужны. Тяжесть положения, страдания — неизмеримы. Давать советы, просить, убеждать — совершенно бесполезно. Всё равно будут думать и действовать по-своему. Вернулся в госпиталь № 108 («Астория»). Здесь мне уже непереносимо тяжело среди безделья, курения, бессознательной симуляции, обломовщины, зоологической обнажённости инстинкта к еде, перевешивания и борьбы за 5 (!!) граммов хлеба. Полное отсутствие света и днём, и ночью. Ходьба ощупью. Холод, голод, особенно обострённый после приёма пищи (блюдце кашицы!)…Сменили чуть ли не весь персонал, а сущность в том, что и их нужно кормить, иначе — они сами кормятся.

31 января. Волнения о продкарточке. Изумительная любезность, заботливость Н. А. Никитской. Чем и как мне удастся отплатить? Интересные черты директоров завода — Свешникова, Голланда. Чудесный, жизненный, активный, культурный, обязательный человек профессор Хилов.

1 февраля. Огромную и незабываемую услугу оказал мне Борис Борисович Копрянский, доставив карточки из 2-го ЛМИ. Об С. И. Перкале никаких вестей. Это очень меня тревожит и мучает. Из дому прислали письма Зиночка и Любовь Карповна. Письмо Любови Карповны глубоко меня растрогало. Как хотелось бы сделать всё, чтобы облегчить её положение, чтобы она увидела всю искренность моей привязанности к ней и к ним. Какой ценный, активный человек Зиночка, и сколько страданий выпадает на её долю за её неукротимую волю и желание поставить всё по-своему. Получил вечером обратно карточки за январь. Как переслать их в Лесное? О, как мне хочется прочь отсюда, из темноты, иждивенчества, безделья, вынужденного пустого времяпровождения.

3 февраля. На душе — пустота зияющая, серая. Пришибленность.

4 февраля. Утром надумал написать дополнительную записку для зав[едующего] Горздравом: 1) о пуске на трамвайной сети поездов с паровозами для перевозки продуктов и пешеходов. 2) О раздаточных пунктах в домохозяйствах 3) О рыбной ловле в Неве, в озёрах и прудах. 4) О подготовке бригад для выкопки в апреле мёрзлой картошки.

У меня является мысль о лекциях по специальностям в общей комнате перед обедом и в темноте.

В 9 часов — ужин (!) — блюдце размазни и ничего больше. Вой и рыканье диких, изголодавшихся, наполовину пришибленных зверей. Выписывают без предупреждения. Новые — преимущественно молодые артисты. Вечером — принят мой проспект лекционных бесед. На завтра, после обеда — об активной старости. Не знаю, нужно ли и для чего?

Более часа играл Вл. Вл. Софроницкий (очень интеллигентный человек) — Листа — Картина Рафаэля «Обручение», опять — бравурный хорал Баха и пр.

Волнения и страсти в связи с голодным режимом и полным распадом последних намёков на какую-нибудь организацию хозяйства и обслуживания. Безнадёжная и бесповоротная неспособность, потому что все сёстры и «санитарки» — из музыканток и артисток — для пайка. Темно, холодно, без воды, очень мучительно от голода. С каждым днём всё хуже и безнадёжнее. Обстрел по Фонтанке и по каналу Грибоедова. Письмо через Леру из дома.

5 февраля. Оторван от внешнего мира. В 11 час. слушал радио (внизу). Только в 12.30 дали стакан кофе. Если бы не Н[ина] А[лександровна], совсем бы и безнадёжно отощал. На дворе сильный мороз, а в палате — теплее. Начал писать новую записку заведующему Горздравотделом. Обед — в шестом часу: пустые щи и немножко кашицы. Вечером до ужина — моя 2-часовая лекция «Перспективы удлинения жизни и советский гуманизм (элементы статистического измерения длительности жизни)». В темноте, но слушали внимательно.

6 февраля. Утром закончил читать чудесную статью К. И. Шидловского «Деятельность комиссий и правлений Пироговского об-ва». …Е[катерина] И[льинична] принесла письмо от нашего Илика, отправленное с пути в Томск… В 2 часа был у Н[ины] А[лександровны], калорийный баланс только благодаря ей. Затем были доктора. Установлен срок моей выписки из госпиталя на 11 февраля, т. е. в среду на будущей неделе. Не хочется идти в общую комнату, где всё новая публика; оставшись в холодной палате, переживаю волнующие впечатления утреннего посещения Ек. Ил.

Атмосфера вокруг стала ещё мрачнее, ещё беспросветнее: ушли (выписаны) проф. К. Л. Хилов (интересный, жизненный, с перспективой будущего человек) и проф. Г. М. Шполянский — человек устойчивый, жизненно-бодрый и активно благожелательный.

Перед обедом дописал мою вторую записку в Президиум Ленсовета и зав[едующему] Горздравотделом. После обеда с 7.30 до 8.30 — моя вторая лекция об активной старости выслушана была как-будто с вниманием и интересом.