Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути - читать онлайн книгу. Автор: Захарий Френкель cтр.№ 139

Выход из подъёмника на дневной свет вызвал чувство физиологического удовольствия. Пока мы переоделись и обмылись в бане, стало уже вечереть. Возвращение в тарантасе по открытой степи при склонявшемся к закату солнце доставляло никогда ранее неиспытанное чувство радости от широкого раздолья, от бесконечного небосклона и всегда остающегося недосягаемым далёкого горизонта. Очевидно, нужно попасть в глубокое подземелье, чтобы, выбравшись из него, испытать физиологическое удовольствие от дневного света и простора.

Несколько дней спустя, возвратясь домой, я ехал в Пушкин. Пристально всматривался я в привычные пейзажи Пулковского направления. Там всегда я видел две радиомачты. Но теперь их не было! Я достал бинокль и, к своему удивлению, обнаружил, что мачты стоят на месте. Я понял, что мною утрачена прежняя способность видеть. Н. И. Андогский определил потом у меня начавшееся образование центральной катаракты обоих глаз вследствие крестообразных небольших трещин в центре хрусталиков. Это был жестокий результат необдуманного длительного наблюдения без защитных очков ослепительно ярко светившего раскалённого чугуна.

В течение многих лет я страдал повторявшимися приступами болезни желчных путей. Без видимой причины наступали боли в области печени, часто они становились невыносимо сильными, сопровождались рвотой. Каждый раз такой приступ тянулся несколько дней. Я выполнял советы врачей, пил Карлсбадскую воду или раствор карлсбадской соли, делал горячие припарки. Когда невыносимо мучительные боли ослабевали, я принимался за работу в саду на огороде. Помню, в самую горячую пору подготовки к открытию выставки в Дрездене я, пересиливая боли, продолжал работать. Владимир Валерианович Подвысоцкий советовал мне во избежание повторения приступов соблюдать строго одно правило — приёмы пищи производить небольшими порциями и почаще, много раз в день (через каждые два-три часа) — для устранения закупорки желчного протока при воспалительных состояниях. Я не раз вспоминал, что не выполняю этого совета в периоды, когда бывал увлечён какой-нибудь работой. Например, устройством Отдела коммунальной и социальной гигиены Музея города, разработкой курсов лекций и т. д. В эти периоды обычно я уходил из дома утром, часов около девяти. Перед этим часа три я работал по двору или в огороде, затем должен был спешить помыться и переодеться. Наспех с большим аппетитом съедал всё, что было на столе, и потом в течение всего дня и вечера о еде больше не думал. Но, возвратившись поздно ночью домой, съедал ожидавший меня обед.

В период 1918–1937 гг. приступы желчной болезни мучили меня чаще и сильнее. Помню, один раз приступ затянулся. Екатерина Ильинична убедила меня зайти в Обуховскую больницу к Ивану Ивановичу Грекову ^[256] (после высылки из Москвы мы были товарищами по Дерптскому университету). Осмотрев меня, Иван Иванович нашёл ущемление желчного камня. Не говоря мне ни слова, вышел из кабинета, а затем вернулся и сообщил, чтобы я раздевался, так как он считает операцию абсолютно неотложной. У меня были свои соображения о неотложности многих дел на «Полоске», в Музее, в ГИМЗе. Я решительно отказался от операции. Невзирая на настаивания Грекова, ушёл из больницы, превозмогая боли, потом пешком добрался в Лесное. Вопреки предписаниям о длительном постельном режиме, два-три дня спустя начал работать во дворе, а затем перешёл к обычному своему перенапряжённому образу жизни.

Когда общие условия жизни стали более благоприятны, я получил отпуск для лечения грязевыми горячими ваннами и минеральными водами. В начале сентября 1927 г. я приехал вместе с Любовью Карповной в Ессентуки. Мы легко получили комнату в курортной гостинице. Несколько дней ушло на выполнение клинических и лабораторных исследований, и курортный врач назначил мне полный курс грязевых процедур и ванн, велев два раза в день пить из определённого источника воду. Ранним утром я по привычке занимался прогулками и наблюдениями в городе и на его окраинах, сохранивших характер южного украинского или казацкого села или местечка — с огородами, выходившими рано утром из каждого двора на зов рожков коровами, с плетнёвыми стенками сараев, облепленными сухими кизяками, с лужами на улицах и во дворах, с выходом улиц на широкий пыльный «шлях». Ближайшие окрестности Ессентуков малоинтересны. Однообразная степная равнина. Но в центральной курортной части улицы были оборудованы, как в большом городе. Много новых крупных зданий. Большой курортный парк.

Любовь Карповна очень хорошо организовала наше питание. В частной столовой, где мы обедали, мы познакомились с рядом местных работников. Между прочим, живший по соседству заведующий малярийной станцией сообщил мне интересные наблюдения о том, что местом зимовки и выплода малярийного комара на Кавказе служат дупла в старых деревьях. На дне дупла собирается вода, у входа и у стенок дупло зарастает мхом. Когда я заходил к этому товарищу, моё внимание привлекала очень быстрая серая собака, то ласкавшаяся, то уносившаяся и вновь прибегавшая. Оказалось, это был молодой волк. Маленьким волчонком товарищ взял его у лесника, спасая его от истребления. Выкормил и воспитал его. Он был трогательно привязан к хозяину и слушался его.

В свободный от процедур день я побывал в Пятигорске, чтобы осмотреть ключевое зональное водоснабжение города. Главный инженер тамошнего водопровода Вагшуль познакомил меня с планами и отчётными данными водопровода, а затем проехал со мной до горы Юца, где мы осмотрели каптажные сооружения мощного горного ключа и трубопровод, по которому вода самотёком подавалась в резервуар для нижней зоны и в верхнюю зону Пятигорска. Трудно описать красоту вида, открывающегося с горы Юца и со всего степного предгорья на Пятигорск и на гору Машук. Далеко не молодой, удивительно симпатичный и задушевный инженер Вагшуль оставался на скромном месте водопроводного инженера в Пятигорске и отказывался от очень заманчивых предложений перейти на службу в Москву, по его словам, только потому, что не мог лишить себя радости по утрам отдаваться созерцанию красоты пятигорских горных пейзажей.

В следующий свободный день я приехал в Пятигорск с Любовью Карповной. Вместе осматривали мы город и его сады, подымались на гору Машук. Были у памятника на месте гибели гениального двадцатисемилетнего Лермонтова в 1841 г. от выстрела жалкого ничтожества Мартынова ^[257]. Посетили музей в доме, где жил поэт.

Кроме Пятигорска я побывал в Железноводске, где осмотрел горячие источники, а также в Кисловодске, где познакомился с его знаменитыми бальнеологическими ценностями и прославленными местами для прогулок.

В Ленинграде редко имел я время, чтобы бывать в кино, и потому, вероятно, с такою яркостью сохранилось в памяти наше с Любовью Карповной посещение в Ессентуках кинотеатра. Шла картина «Станционный смотритель» по Пушкину. Я на себе испытал, какое непреодолимое чувство гнева, возмущения и острого желания борьбы со всякими последышами знати, со всякими привилегиями господствующих классов рождается от этого фильма.