Хари прищурился, пожал плечами, как будто ему все равно, забрал у меня деньги и сунул в карман.
– Я пришлю к тебе Малика с бумагами, – сказала я.
С минуту мы пристально смотрели друг другу в глаза. Наконец он кивнул.
Хари взял девочку за руку и направился прочь из переулка. Девочка обернулась и взглянула на меня.
– Хаи Рам, – проговорила я. Скоро же я рассталась с деньгами – а потому и не успела к ним привыкнуть. Правда, теперь нечем платить строителю.
– Гунда! – проворчал Малик.
Может, Хари дурной человек. А может, и нет. Мы ведь столько лет не виделись. Вдруг он изменился. Хотя вряд ли.
Я взяла Малика за плечи, чтобы он посмотрел на меня.
– Обещай мне, что никогда не возьмешь чужое. Обещай.
Малик не ответил, подхватил судки и зашагал прочь.
Домой я приехала раньше обычного. Встреча с Хари выбила меня из колеи, но я старалась не думать об этом. Я предвкушала, как сообщу Радхе новость о школе махарани. То-то сестра обрадуется: теперь она будет читать Шекспира вместе с наследницами лучших семейств Джайпура!
Подойдя к калитке миссис Айенгар, я заметила Радху, которая хлопотала у дворового очага: пересыпала муку из мешка в железную миску, просеяла и принялась проворно выбирать камешки. Радха все еще злилась на меня и на любые расспросы лишь кивала. А то и вовсе не поворачивала головы – сидела, уткнувшись в очередной роман, который взяла у Канты. Но теперь все будет иначе. Ведь я предложу ей такое, о чем ни она, ни я не могли и мечтать – такое, чего не предложит ей даже Канта.
Я подошла, поздоровалась.
Сестра взглянула на меня, но ничего не сказала. Пересыпала муку из миски в кастрюльку с растопленным ги. Сильно пахло мукой и сливочным маслом.
Я присела возле Радхи и впервые заметила, что ей так и не прокололи уши. Наверное, у Маа и Питаджи не было денег на золотые серьги. Ну ничего, теперь мы проколем ей уши и вденем в них золотые колечки.
– В следующий раз я возьму тебя во дворец.
Сестра изумленно моргнула, но продолжала помешивать муку в кастрюле. Я ждала ответа, но Радха молчала.
– Ты так стараешься. И пасту из хны делаешь лучше, чем я…
– Я не могу.
– Чего не можешь?
– Пойти с тобой во дворец.
– Почему нет? Канта отпустит тебя на денек…
– Она все время сидит в четырех стенах, – отрезала Радха. – И саас у нее не подарок. – Она высыпала в кастрюлю сахар. – Я нужна ей.
«А тебе – нет», – услышала я невысказанное.
Слова Радхи задели меня. Всего-то две недели назад эта девчонка ревела ночь напролет из-за того, что я отказалась взять ее с Маликом во дворец – а теперь делает вид, будто ей туда и не хочется? Может, я неудачно выбрала время? Надо было дождаться, пока Радха закончит готовить, и тогда уж сказать. А то она осторожничает – с тех пор, как чуть не устроила пожар и осквернила очаг миссис Айенгар.
Я взяла миску с толченым кардамоном, хотела высыпать ее в кастрюльку, но Радха перехватила мою руку.
– Куда ты. Рано.
Я смущенно поставила миску на место. Зря я полезла. Она гораздо лучше меня готовит ладду.
Радха перевернула тестяной шарик. Тот замечательно подрумянился.
Молчание затянулось.
– У меня для тебя сюрприз. Махарани Латика бесплатно берет тебя в свою школу. Представляешь? Ты пойдешь не в государственную, а в частную школу! Туда, где учатся все девочки, которые были на празднике у Парвати. Занятия начинаются на следующей неделе.
Радха продолжала помешивать в кастрюле.
– Радха?
– Я расскажу тете Канте, как увижу. Она обрадуется.
Может, сестра просто устала и до нее никак не дойдет смысл моих слов? Не слишком ли я нагружаю ее работой?
– Нужно будет сдать вступительный экзамен, но для тебя это пустяки. Ты ведь много читаешь и хорошо говоришь по-английски…
– Если тебе так хочется, я пойду туда учиться.
– Я думала, ты обрадуешься…
Она подняла глаза, впилась в меня взглядом.
– Ты хочешь, чтобы я сказала тебе спасибо? Ладно. Спасибо. А теперь мне нужно готовить еду, или ты задашь мне взбучку за то, что я опять ничего не успела.
Я моргнула. Моя сестра, которая три месяца назад благоговела передо мной, звала меня «Джиджи» с той самой минуты, как увидела, теперь вела себя так, словно ей безразлично, что я скажу или сделаю. Мне бы радоваться, что она понемногу отстраняется от меня, становится независимой, сама принимает решения – но я совершенно этому не обрадовалась. Я скучала по прежней Радхе, которая обнимала меня, когда мы лежали рядышком на кровати, беспомощно плакала, рассказывала о Маа, Питаджи и жизни в Аджаре.
Я медленно выпрямилась, разгладила сари. Радха добавила в кастрюльку молотую гвоздику. Наконец я проговорила, уняв дрожь в голосе:
– Если ты все-таки передумаешь и захочешь пойти со мной во дворец…
– Не передумаю. Оставь судки. Я их вымою и приду, – отрезала Радха, давая понять, что разговор окончен, и потянулась за кардамоном.
Девять
12 февраля 1956 года
Школа для девочек состояла из трех приземистых трехэтажных строений. С другой стороны улицы я наблюдала, как в ворота школы тянется вереница автомобилей, описывает круг по мощеной подъездной аллее и уезжает. Водители в рубахах цвета хаки и брюках со стрелками распахивали двери перед юными мемсагиб, которые ехали домой обедать. Некоторые ученицы ходили обедать в лавочки по соседству. Пансионерки питались в школьной столовой.
Младшие девочки, от восьми до двенадцати лет, были в голубых юбках с красным поясом и рубашках с короткими рукавами. Однокашницы Радхи и ученицы старших классов носили синие камизы, белые шальвары и бордовые чунни. Все девочки были в бордовых кардиганах: февраль в Джайпуре прохладный. Я слышала, что махарани входила во все подробности – начиная от школьной формы, кандидатуры директора (мисс Женевьева была учительницей ее высочества в швейцарском пансионе) до обеденного меню (ничего жареного, никакого сахара, много овощей и фруктов).
Радха училась только первую неделю, и я решила отвести ее обедать. Я закрутилась и почти не видела сестру, а мне хотелось спросить, как идут дела и нравится ли ей учеба. Я заметила, как Радха – румяная, в красивой опрятной форме – сбегает по школьной лестнице, и меня переполнила нежность. (Утром я предложила ее подвезти, Радха поморщилась и заявила, что боится помять костюм и провонять потом рикши-валлы.)
Радха спустилась с последней ступеньки и замерла как вкопанная, потому что дорогу ей перешла Шила Шарма – и даже не извинилась. Шила уселась на заднее сиденье родительского автомобиля. Радха поджала губы.