– Вот это было б чудо так чудо, – захихикала Ану.
Махарани одарила меня благосклонной улыбкой. Я приняла ее похвалу, коснувшись своего лба.
Королева снова уставилась в карты.
– Я хочу, чтобы весь следующий месяц ты приходила к Латике несколько раз в неделю. После того как махараджа позволит ей поговорить с сыном, ей наверняка станет хуже и понадобится твоя помощь. – И ее высочество кивком отпустила меня.
Направляясь к двери, я услышала, как махарани сказала:
– На той неделе мне открывать Фестиваль пустыни
[41]. Повезло, ничего не скажешь. Гори, на этот раз ты просто обязана ехать со мной. Почему я вечно должна судить конкурс усов в одиночку?
– Знаешь, как говорят: чем длиннее усы, тем длиннее лингам.
Их смех сопровождал меня до двери, летел за мной по коридору.
Мы с Маликом ехали на тонге к следующей клиентке. Я рассказывала о новых заказах, которые сделают нам подруги махарани Индиры, как вдруг повозка резко затормозила. Лошадь заржала и поднялась на дыбы. Одной рукой я вцепилась в руку Малика, другой – в навес, чтобы не выпасть из повозки. Что случилось? Мы наехали на камень? Угодили колесом в яму? Сбили бродячую собаку?
Тут я увидела Хари. Он сунул палку нам в колесо. Возница возмущенно размахивал руками и ругался на чем свет стоит. Сзади гудели машины. Прохожие оборачивались поглазеть. Даже белый теленок, жевавший на обочине картофельные очистки, поднял голову и уставился на нас.
– Идем. – Малик потянул меня за руку, схватил судки и выпрыгнул из тонги.
Я точно окаменела. Малик бросил вознице несколько рупий, вытащил меня из повозки, подхватил судки и потянул меня в переулок. Мои руки и ноги налились тяжестью, я словно плыла сквозь масло. Неужели я правда связана с Хари на семь жизней?
[42]
Убедившись, что с улицы нас не видно, Малик поставил судки на землю, но руку мою так и не отпустил.
Хари отшвырнул палку, подошел к нам.
Малик сплюнул.
– Неужели нельзя было, как все люди, договориться о встрече?
Хари пропустил его слова мимо ушей.
– Тебя вечно нет дома. Ты мне нужна.
– Деньги?
– Да, но…
– Я думала, ты нашел другую для этих целей.
Он озадаченно нахмурился.
– Я о той потаскухе. Ты и ее деньги профукал?
– Ах, эта, – отмахнулся Хари. – Она… – Он примолк, покачал головой. – Слушай, мне нужна твоя помощь вот по какому делу. – Он отошел в сторону. За его спиной стояла девочка младше Малика и меньше его ростом. В обтрепанном грязном платьице. Босая. Сопливая. Хари мягко повернул девочку, и я увидела на ее правой ноге гнойную ссадину.
– Я прикладывал припарки, как учила Маа, но стало только хуже, – пояснил Хари.
Я не сдвинулась с места, но внимательно осмотрела рану.
– Кто это? – спросила я и удивленно воззрилась на Хари. – Откуда ты знаешь про припарки?
Он вздохнул.
– Должен же был кто-то помогать Маа после того, как ты сбежала. Сперва я отказывался, но потом она занемогла и попросила меня заняться женщинами, которые к ней приходили. Она научила меня тому же, что и тебя. – Он облизнул запекшиеся губы. – Здесь, в Джайпуре, людям тоже нужна помощь. – Девочка сунула в рот большой палец, и Хари аккуратно опустил ее руку. – Она дочь одной из танцовщиц.
Тринадцать лет назад Хари готов был сказать и сделать что угодно, лишь бы добиться своего. Правда, в первый год после свадьбы я верила каждому его слову. Один раз Хари принес букетик пастушьей сумки, который якобы нарвал у реки («Лакшми, это тебе. Видишь, цветы сердечком?»). А в другой – сухих плодов рудракши. («Из них можно сделать красивые бусы!») В такие минуты мое сердце таяло. Потом-то я узнала, что пастушью сумку он позаимствовал из запасов саас (она лечила ею от малярии), а красивые синие бусины – из четок, которые обронил гуру, проходивший через нашу деревню. Больше я не позволю себя дурачить.
– Сколько на этот раз?
– Неужели ты не видишь, ей нужна…
– Сколько?
– Она ведь совсем ребенок.
– Я уже дала тебе несколько сотен рупий. Ты хоть знаешь, каким трудом они мне даются? Так сколько?
Он пожевал губами. Крепче сжал плечи девочки, и она подняла на него глаза. Хари покачал головой, точно я его разочаровала.
Мне стало стыдно. Если он не соврал, девочке нужно помочь. Это было заметно невооруженным глазом. И хотя мне не верилось, что Хари правда изменился и продолжает дело саасуджи, я постараюсь помочь. Свекровь бы точно попыталась что-то сделать.
Я посмотрела на Малика, он выпустил мою руку. Я подошла к девочке, присела на корточки и осмотрела рану. Ссадина оказалась глубокой. Кожа вокруг раны отливала розовым, красным, лиловым. Мне не раз доводилось видеть, как мать Хари брала обеззараженную нить и тонюсенькой иголкой зашивала раны, но сама я никогда этого не делала. Попробовать можно, но не факт, что справлюсь. Вдруг девочке станет хуже и придется отнимать ногу.
– Надо зашивать, – сказала я. – Причем рану сперва нужно продезинфицировать, а потом наложить повязку.
Хари невесело усмехнулся.
– А сама ты этого сделать не можешь? Ну еще бы, ты теперь работаешь во дворце, где тебе возиться с нами.
Я почувствовала, что краснею. Я десять лет помогаю богатым – но лишь от незначительных недугов: скорее, успокаиваю нервы, чем лечу. Останься я с Хари, саасуджи наверняка научила бы меня и более сложным методам, которые были под силу только ей. Я представила, как свекровь смотрит на меня с таким же неодобрением, как сейчас Хари, и вздрогнула.
Он догадался, что задел меня за живое.
– И Радха теперь вращается в высшем обществе, – продолжал он, и не успела я уточнить, что Хари имеет в виду, как он добавил: – Сколько тебе заплатил казначей?
Я перевела взгляд на бедную девочку. Безгрешное дитя. Она не виновата в том, что бедна. Я достала тысячу рупий из тех, что дал казначей, и протянула Хари.
– Немедленно вези ее в больницу. И лекарства купи.
Хари хотел было взять деньги, но я убрала руку.
– Развод. Это мое условие.