Золото твоих глаз, небо её кудрей - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Харитонов cтр.№ 17

— А чтоим пахнет? — полюбопытствовал Пьеро, открывая дверь в коридор.

— Делишки наши скорбные, — сообщил неизвестный и замолчал.

Сначала Пьеро показалось, что в коридоре темно. Однако через пару мгновений он понял, что коридор освещён каким-то мертвенным белёсым светом, до того гадким, что оскорблённые глаза просто отказывались его воспринимать.

Он огляделся. Коридор был неожиданно длинным, уходящим куда-то очень, очень далеко, в дурную — без всяких сомнений — бесконечность. Стены были выкрашены зелёной краской депрессивно-суицидального оттенка. Пол покрыт чем-то вытертым, с пузырями и вмятинами. Некрашеный плинтус, местами отходящий от стены, уходил в те же невнятные нети.

Осторожно ступая по полу — ноги зачпокали о покрытие, звук был не столько противным, сколько зловещим, — Пьеро прошёл метров десять. Коридор всё не кончался. Не было даже ощущения движения: казалось, что он стоит на месте, а картинка, подёргиваясь, движется на него.

У Пьеро появилось чувство, будто он нырнул в затхлую глубину. Потянуло жутью, мороком.

Что-то тихо скрипнуло у него за спиной. Пьеро оглянулся — и увидал такой же бесконечный тёмный зев, что и спереди.

Поэт решился действовать. Подойдя к ближайшей двери — на ней была табличка с надписью «Verbandraum », — он с силой рванул ручку на себя.

Дверь распахнулась. В лицо ударил настоящий дневной свет. Пьеро зажмурился — глазам стало так больно, будто он бродил в том коридоре несколько суток.

— Раз уж пришёл — в кресло сядь. И не мешайся, пожалуйста, — источником ворчания был вытянутый тёмный силуэт у окна.

Пьеро кое-как проморгался, покрутил головой в поисках кресла, но ничего такого не видел. Комната была внутри голой, будто здесь поработали судебные приставы или очень добросовестные мародёры. Даже обои отсутствовали. Пустоту нарушали всего два предмета: мусорный бачок с чёрной педалькой на боку и картина на стене: беременная хомосапая самка в белом, лежащая под деревом, с мечом в правой руке и трезубцем в левой. Прямо над выпуклым животом с ветки свисало огромное, размером с живот, яйцо. Картина чем-то напоминала фразу в приказном тоне на чужом языке. В ней присутствовал какой-то смысл, простой и конкретный, вот только подступиться к нему было неоткуда.

— Представь себе это в динамике, — посоветовал силуэт. — В простейшем случае получится иллюстрация к афоризму Дантона . Конечно, предметы надо уменьшить и переосмыслить. Например, как нож и вилку. Сечёшь аллегорию?

— Не-а, — признался Пьеро, присаживаясь. Кресло сыто скрипнуло, и тут он с запозданием понял, что его вот только что не было, да и взяться ему неоткуда было.

— Ну как это неоткуда, — недовольно пробурчал всё тот же: видимо, пьеровьи мысли были ему то ли видны, то ли очевидны по факту. — Оно здесь было. Когда-то. Формально его сейчас нет, но мы-то на неформальной стороне.

— Стороне чего? — не понял маленький шахид.

— Тентуры, чего же ещё-то… О, началось! — чему-то обрадовался собеседник.

— Что началось? — Пьеро снова не понял.

— Бычьё двинули, — сообщил голос. — Кстати, ты меня узнал или всё-таки нет? Мы когда-то встречались на улице Вивиен. Я был в серой шляпе. Помнишь?

— Не помню, — честно признался поэт.

— Я тебя вина вынес, — слегка обиделся тот, что у окна. — Чудесного шамбертена. А ты всё-таки того… очичибабился.

Это нелепое слово произвело на Пьеро удивительное действие. Он вдруг увидел собеседника — лежащего на медицинской койке чуть ниже уровня подоконника. Это был хомосапый в массивных чёрных очках, лиловом пиджаке с золотыми пуговицами и зелёных брюках в голубую полосочку. Волосы его были огненно-рыжими, завитые бакенбарды и небольшая бородёнка украшали лицо. С ним рядом лежало что-то длинное, поблёскивающее металлом. Почему-то сразу было ясно, что это оружие. Правда, такого оружия маленький шахид в реальной жизни не припоминал.

Видение продолжалось недолго — секунды полторы-две. Потом Пьеро обиделся.

— Я-то, может, очичибабился, — сказал он с неким вызовом. — А вот ты чем занят? Самосовершенствованием?

Фигура — снова стянувшаяся в силуэт — недовольно шевельнулась. Во всяком случае, Пьеро показалось, что шевельнулась она именно что недовольно — и где-то даже саркастически, что-ли.

— Какое уж там, — сказала она, наконец. — Скорее наоборот. Я тут политикой подзанялся. Точнее, это она мной занялась. Никогда бы не подумал, что до меня всё-таки доберутся. Чёртов татарин со своим чёртовым зельем!

— Погоди, какой такой политикой? — не поверил Пьеро. — Ты, кажется, на койке валяешься.

— Это в двух словах не объяснишь, — со стороны силуэта донёсся вздох, не лишённый некоторой театральности.

— А я не тороплюсь, — сообщил шахид и закинул ногу за ногу с самым независимым видом.

— Ты уверен? Ну, тогда слушай. Расклад такой. Мы, то есть силы добра, намерены низвергнуть авторитарного, некомпетентного, коррумпированного гиппопотама. То есть губернатора Пендельшванца.

— За что? — не понял Пьеро. О местном начальнике-бегемоте у него остались воспоминания крайне расплывчатые, но скорее позитивные.

— За что — это второй вопрос. Первый вопрос — почему. Он не вписывается в новые реалии, вот почему. За что? Он слишком старался в них вписаться, вот за что. И по ходу сделал много нехорошего. В том числе своим подданным. Слышишь, как они недовольны?

Звуки, доносящиеся с улицы, и в самом деле о довольстве и благополучии не свидетельствовали.

— Ну, недовольны. Пусть разбираются. Ты-то здесь при чём? — не понял Пьеро.

— Погоди, не сепети… Когда началось, бегемот всё сделал правильно, по науке. Создал кризисный центр, он у них работает уже вторую неделю. Главной поставил Лэсси Рерих, очень неглупую и неприятную тётю. У них есть спецназ, в основном быки и медведи. Такую толпу они рассекут и уделают часа за три. С агентурой поставлена работа. В случае чего демонстрантов расколбасят и направят на ложные цели. Или спровоцируют конфликты внутри, чтобы они между собой передрались. На Площади Согласия собираются работяги и бюджетники, которые за правительство. Их тоже можно использовать. И в силовых, и в пропагандистских целях. Пока всё ясно?

— Есть в этом что-то бесконечно суетное, — отметил Пьеро, любуясь тростью из резного рога, лежащей у него на коленях. До этого момента он её не замечал, но тут осознал, что она появилась вместе с креслом — как бы в нагрузку, что-ли.

— Согласен. Суета всё это и томление духа, — сказал лежащий. — Мне это в целом чуждо, но вот частности… О, кстати. Что у тебя там, в частности?

— Это? — Пьеро поднял трость, показавшуюся ему неожиданно удобной.

— Оно самое… Интересная вещь, — задумчиво протянул лежащий. — Чья-то. И если этот кто-то обследовался в этом кабинете… Кстати, мог. Какой-нибудь престарелый немецкий генерал, например. Которому нужна была старая больничная обстановка, иначе он не понимал, что его лечат… Хотя нет, такого всё-таки комиссовали бы. А жезл, похоже, рабочий, если я ничего не путаю.