— Моя Ирка? — не понял Малянов.
— Ну да. Твоя. Я через неё иногда работаю. Она меня помнит. Тебя тоже, — быстро добавил он.
— А Бобка? — с надеждой в голосе спросил Малянов.
— Не знаю, — отрезал Вечеровский. — А с Иркой так. Звоню всегда у подъезда, по сотику. Она ойкает. Потом делает вид, что очень рада. Спрашивает, как у меня там в Америке. Все почему-то уверены, что я там, в Америке.
— А почему ты не в Америке? — заинтересовался Малянов.
— У меня ещё здесь дела, — не стал развивать тему Вечеровский. — В общем, захожу с Ирке с цветами и шампанским. Сидим часа два, потом я говорю, что у тебя проблемы с обслуживанием и надо бы помочь, а я с тобой в ссоре и сам не могу. Она кобенится. Даю денег…
— Сколько? — неожиданно спросил Малянов, следя за чайником: тот уже шумел, но ещё не булькал.
— Ты про заварку забыл, — сказал Вечеровский. — Вооон в том ящике.
Малянов не пошевелился.
— Ладно, я сам, — Вечеровский решительно поднялся, достал из шкафчика жестянку и заварник и принялся над ними колдовать.
— И чего Ирка? — не отставал Малянов.
— Жадная она очень, — Вечеровский поморщился. — Обычно просит триста. Долларов, — добавил он.
— За что? — не понял Малянов.
— За всё. Ну то есть сделать звонки, распорядиться туда-сюда… И я не могу уйти — забудет. Когда мы Оксанку нанимали, пришлось у неё заночевать. Ничего такого, сам понимаешь, — на всякий случай добавил он.
— И что, ты ей платишь триста долларов за звонки? — не поверил Малянов.
— Нет, конечно. Оставляю сотню, остальное обещаю завтра. Хотя и сотню жалко. Она её прячет, а потом забывает, где. Да, кстати — у тебя деньги как? Не кончились?
— В тумбочке которые? Вроде осталось, — Малянов остановился, пожевал губами. — Интересно. Я обычно думаю, что в тумбочке лежат деньги за дачу в Замостье. И никак не кончатся. Потому что у меня очень скромные потребности.
— Скромные? Знал бы ты, во что твои препринты обходятся, — усмехнулся Вечеровский. — Кхм, а это что? — он с неожиданной заинтересованностью полез в ящик, забренчал посудой.
— Можешь больше не заказывать, обойдусь, — обиделся Малянов.
— Кто обойдётся, а кто нет — это решаю я, — заявил Вечеровский. — Ты мне нужен живым и без сенильной деменции. Как можно дольше… Оппаньки! — Вечеровский вытащил широкий бумажный лист, засиженный мелкими буковками.
— У тебя на этом посуда стояла, — сказал он. — Чайник кипит.
Малянов принялся заваривать чай, Вечеровский вернулся на прежнее место.
— Советский журнал. Страница двадцать девять. "Корнелиус отсутствующе кивнул и сел", — зачитал он, держа бумагу перед глазами. — "Кресло, как и вся мебель, приспособленное к условиям низкой гравитации…"
— Корелиус? Гравитация? Постой-постой… Знанийсила, — уверенно сказал Малянов в одно слово. — Шестьдесят шестой год, четвёртый номер. Пол Андерсон. Фантастика. Там ещё такие иллюстрации… голубые с чёрным.
— Вот прям уверен? — недоверчиво выгнул рыжую бровь Вечеровский.
— Уверен. Шестьдесят шестой, как же. Ирка тогда выделываться начала. По-всякому. Среди всего прочего — из подписных журналов страницы вырывала. Для хозяйственных нужд, — в голосе Малянова прорезалась нотка застарелой ненависти, давно высохшей, но въевшейся намертво, как чернильное пятно на скатерти.
— Я эту страницу очень долго искал, — продолжал он. — А она на неё, оказывается, чашки поставила.
— Ну хоть потом прочитал? — поинтересовался без интереса Вечеровский.
— В библиотеку ходил, — продолжал Малянов, обиженно позвякивая чайным ситечком. — А пока ходил, она перед Снеговым хвостом крутила… Всё-таки — что с Бобкой?
— Сахар у тебя где? — Вечеровский отложил бумажку в сторону.
— Я же говорил: у меня нет сенильной деменции! — Молянов набычился. — Бобка жив? Здоров? Где он?
— Жив, здоров, не заставляй меня врать дальше, — сквозь зубы процедил Вечеровский. — Фантастика про что?
— Про Юпитер. Подожди, заварится.
— И что же там было на Юпитере? — Вечеровский немного повысил тон.
— Там люди не могли жить. Гравитация, давление. Посылали вместо себя специально выведенных существ. Синих таких, хвостатых. У них своих мозгов не было, они через радиоуправление с орбиты. А в операторы брали паралитиков. Чтобы им было по кайфу руками-ногами шевелить. Ну а потом у этих синих сформировался свой разум и они всех послали… Как-то так. А называется по имени главного героя. То есть не по имени, наоборот. Он имя сменил. Ну, когда окончательно отделился от человечества и стал этим, синим. Книжка так и называется. Зовите меня… забыл, как он там себя назвал.
— Кстати, идея, — Вечеровский как-то совсем не пафосно шмыгнул носом. — Когда окончательно отделюсь от человечества — сменю имя. Назову себя по-новому. И никто не узнает, как. Гносеологический парадокс. Канту бы понравилось.
— Вещь в себе, — вспомнил Малянов.
— Ну да. Что-то вроде того.
— Слушай… — Малянов подвигал нижней челюстью, формулируя вопрос. — А как это у тебя началось? Сразу? Ну вот заснул, проснулся — и никто тебя не помнит?
— Нет. Всё развивалось последовательно. Сначала перестали любить. Я решил — ну, значит было за что. Потом перестали дружить. Тоже бывает. Перестали писать. Перестали звонить. Не сказали привет, не позвали с собой, не смотрели в глаза… Дверью хлопнули в нос, — он усмехнулся. — И не велели звонить. Я сначала думал — было за что, потом случайно встретился: нет, просто позабыли как звать. Потом я потерял паспорт. Пошёл в милицию восстанавливать. И вот только тогда до меня потихонечку начало что-то доходить.
На кухне стало совсем тихо. Малянову пришло в голову, что сейчас была бы очень кстати большая жужжащая муха. Но мухи не было. Вместо неё во дворе загудела машина и зашевелился лифт за стеной.
— Да, ещё, — сказал Малянов. — Зачем я тебе всё-таки нужен?
— Чтобы ты жил как можно дольше и как можно лучше, — сказал Вечеровский. — В данных конкретных условиях. Кстати, я тебе лекарство поменял.
— Я не про это спросил, — Малянов посмотрел на заварочный чайник, что-то прикидывая. — Я спросил, зачем я нужен тебе.
— Ну если так ты опять так ставишь вопрос, — начал Вечеровский, не собираясь заканчивать.
— Именно, — Малянов потёр щёку, седая щетина скрипнула под ладонью.
— Ну хорошо. Мне нужен человек, который меня узнает с первого звонка. И отнесётся ко мне как к хорошему старому знакомому, с которым давно не виделись. Доступно?
— Допустимо. И сколько нас таких осталось? — полюбопытничал Малянов.
— Не так чтобы очень. Один школьный приятель, мы с ним отношения поддерживали… двое с работы… Девушка одна. То есть она теперь, конечно, уже тётка. Я с ней когда-то плохо обошёлся. А вот она со мной — хорошо. Глухов ещё живой, но он в Америке и у него реально деменция. Ну и ты. Хотя ты меня каждый раз за покойника принимаешь. Кто тебе вообще сказал, что я умер?