Просвещение России. Взгляд западников и славянофилов - читать онлайн книгу. Автор: Лариса Беленчук cтр.№ 21

Критикуя идею о прямолинейной связи личной свободы и общественного устройства, в письме А. И. Тургеневу Чаадаев пишет: «Странное заблуждение считать безграничную свободу необходимым условием для развития умов. Взгляните на Восток! Разве это не классическая страна деспотизма? И что ж? Как раз оттуда пришел миру всяческий свет. Взгляните на арабов! Имели ли они хоть какое-нибудь представление о счастье, даруемом конституционным режимом? И тем не менее мы им обязаны доброй частью наших познаний» ^[139].

И о развитии человеческой личности: «Дело в том, что прогресс человеческой природы вовсе не безграничен, как это обыкновенно воображают; для него существует предел, за который он никогда не переходит. Вот почему цивилизации древнего мира не всегда шли вперед <…> Дело в том, что как только материальный интерес удовлетворен, человек больше не прогрессирует: хорошо еще, если он не идет назад!» ^[140]

Мы видим, что Чаадаев высказывает мысль, что свобода человека мало связана с формой государственного и общественного устройства или с научно-техническим прогрессом. Однако если славянофилы подчеркивали именно нематериальную мотивацию прогресса личности, то Чаадаев скептически относится к человеческому разуму, который, по его мнению, удовлетворяется материальными достижениями.

Определяя свое собственное отношение к религии, Чаадаев пишет: «Вы, между прочим, были неправы, когда определили меня как истинного католика. Я, конечно, не стану отрекаться от своих верований; да впрочем, мне было бы и не к лицу теперь, когда моя голова начинает покрываться сединой, извращать смысл целой жизни и всех убеждений моих; тем не менее, признаюсь, я не хотел бы, чтобы двери убежища захлопнулись передо мной, когда я постучусь в них в одно прекрасное утро» ^[141]. Православную религиозную традицию, таким образом, «западник» Чаадаев называет «убежищем», сомневаясь в своем «истинном католицизме». Но так ли широко известны эти слова мыслителя, как его бесконечно цитируемое «Первое философическое письмо»?

Чаадаев находил много общего в мыслях Гоголя со своими идеями. Когда «Выбранные места из переписки с друзьями» обсуждались в каждом салоне, Чаадаев в письме к кн. Вяземскому замечал, что читатели так озлоблены против Гоголя, словно не могут простить ему перехода от художественного творчества к «прямой нравственной проповеди и исповеди». Проповеди, направленной в адрес этих самых читателей и показавшей людям высшего общества их внутреннюю ограниченность, – добавим мы.

Т. Н. Грановский, которого также традиционно относят к родоначальникам западничества, всю свою жизнь повторял, что «прогресс заключается в нравственном самосовершенствовании». В этом он был полностью солидарен со славянофилами и бесконечно спорил с А. И. Герценом. Чтобы быть внутренне свободным, человек должен перенести свой центр из своей собственной в другую, высшую природу. Возвышение над нашей природой во имя своего «я» может быть только прыжком вверх, за которым следует падение.

Наиболее систематично учение о личности в связи с развитием общества изложено у К. Д. Кавелина. Идея безусловного достоинства человека (независимо от его социального, имущественного и иного положения) имеет истоком христианство. Но у древних германцев, основавших европейские государства после распада Римской империи, были сильные личные качества. Они еще не имели возвышенного характера христианского, «бессознательно проникнуты эгоизмом». Постепенно «из области религии мысль о безусловном его (человека. – Л. Б.) достоинстве переходит в мир гражданский и начинает в нем осуществляться» ^[142].

Русско-славянские племена, пишет в своей статье «Взгляд на юридический быт древней России» Кавелин, подобного начала личности не имели ^[143]. Эта статья была расценена как «манифест западничества» и, прежде всего, в силу утверждения центрального элемента западноевропейской системы ценностей – философии свободной и независимой ни от кого личности.

Задача западноевропейских и восточноевропейских племен была различна: германцам предстояло развить свою историческую личность в христианскую; нам предстояло создать личность. Славяне – народ семейственный и родовой – «доверчив, слаб и беспечен, как дитя». Совершенная юридическая неопределенность их общественных отношений не могла решить проблемы междоусобий, для этого позвали варягов, считал Кавелин. Те и принесли с собой начало личности. Но оно растворилось в русском начале, которое и было положено в основание государства. Ученый замечает, что начало личности – главное условие и исток всякой гражданственности.

Согласимся, что начала личности, подобного западному, славянские племена, конечно, не имели. Личность восточнославянская имела в своей основе не стремление к господству и власти, а стремление к пожертвованию, отдаче себя другим, о чем писал Хомяков. Это и явилось залогом развития общины, с одной стороны, и самодержавной власти – с другой. Русское родовое дворянство, выросшее из княжеской, преимущественно варяжской дружины, имело личные качества совсем другого рода, очень схожие с германцами. Это и явилось основой противоречия между высшим обществом и крестьянством, которое развилось в полной мере при Петре I. Таким образом, противоречие между аристократией и остальным населением совсем не является делом рук великого реформатора, как обычно трактует историография. Скорее, это последний, завершающий этап этого процесса.

Когда идея о достоинстве личности, писал Кавелин, перешла в мир, частные союзы заменились общим союзом, цель которого – «всестороннее развитие человека, воспитание и поддерживание в нем нравственного достоинства». Христианская церковь на Западе теряет свои позиции, ее миссия окончена именно потому, что ее идеал стал осуществляться в государстве ^[144].

Учение о личности, излагаемое Кавелиным, могло развиться только в Западной Европе, где Церковь и государство долго враждовали между собой. К. Д. Кавелин приложил его к древней Руси, утверждая, что вся история древней Руси была лишь приготовлением к созданию государства в историческом значении этого слова. Ю. Ф. Самарин удивлялся, что Кавелин «не заметил» влияния христианства и Византии на Русь.

В таком понимании личности – достоинство и культура и просвещение ее могли быть достигнуты только усвоением западной образованности.