– Здесь нам придется нелегко, Дэви, – сказал отец.
Вот тогда он понял, что Дэви следовало отослать в шамбу после того, как он навел их на след. Джума понял это гораздо раньше. Отец понял только теперь, когда уже ничего не исправишь. Еще одна ошибка, но теперь остается только рискнуть. Дэвид посмотрел себе под ноги и увидел круглый плоский отпечаток слоновьей ноги, рядом заметил примятый папоротник и увядший обломанный стебель цветущей травы. Джума поднял его и посмотрел на солнце. Джума отдал сломанный стебель отцу Дэвида, и тот растер его между ладонями. Дэвид смотрел на поникшие белые цветы, которые до сих пор не засохли на жарком солнце и даже не сбросили лепестки.
– Ну и дельце нам предстоит, – сказал отец. – Ладно. Двигаем дальше.
Близился вечер. Они продолжали идти по следу, Дэвид изо всех сил боролся со сном. Он тащился за Джумой и отцом, пытаясь вырваться из крепких объятий сна, который валил его с ног. Отец с Джумой все время менялись: один всегда шел впереди, прокладывая дорогу, другой следовал за ним и присматривал за Дэви. С наступлением темноты они вошли в лес и устроили привал. Мальчик мгновенно провалился в сон и проснулся оттого, что Джума стянул с него мокасины и ощупывал его ноги на предмет волдырей. Отец укрыл Дэви плащом и сел рядом, положив себе на колени кусок вареного мяса и печенье. Он протянул сыну фляжку с холодным чаем.
– Ему тоже нужно кормиться, Дэви, – сказал отец. – Ноги у тебя в порядке. Такие же крепкие, как у Джумы. Поешь хорошенько, выпей чаю и спи. Все хорошо. Слону тоже нужна передышка.
– Так хочется спать – ничего не могу с собой поделать.
– Вы с Кибо всю предыдущую ночь провели на ногах. Понятно, что ты хочешь спать. Если не наелся, я дам тебе еще мяса.
– Нет, я не голоден.
– Хорошо. Еды у нас еще на три дня. А водой запасемся завтра в каком-нибудь горном ручье – там их полно.
– А куда он идет?
– Джума считает, у него есть цель.
– Это чем-то плохо для нас?
– Не очень, Дэви.
– Я посплю еще, – сказал Дэвид. – Возьми свой плащ, я обойдусь.
– Мы с Джумой не привыкли к комфорту, – сказал отец. – Ты же знаешь, я не мерзну во сне.
Дэвид уснул, не услышав, как отец пожелал ему спокойной ночи. Один раз он проснулся, когда лунный свет упал ему на лицо, и ему вспомнилось, как слон стоял в лунном свете и шевелил ушами и как его голова свешивалась до самой земли под тяжестью бивней. От этого воспоминания внутри у него что-то сжалось, но он решил, что это от голода. Спустя три дня он понял, что ошибался.
Описывая этот день в рассказе, Дэвид вдруг захотел оставить слона в живых, чтобы он так и остался стоять там в лесу, шевеля ушами в свете восходящей луны. «Наверное, это возможно, – подумал Дэвид. – Наверное, я мог бы так сделать». Он убрал работу в портфель, вышел из комнаты и закрыл ее на ключ. «Нет, ты не сможешь этого сделать, – сказал он себе. – Слон был стар, и если бы этого не сделал отец, то сделал бы кто-нибудь еще. Ты ничего не можешь изменить. Нужно просто описать все как было. Ты должен описать каждый день как можно лучше и вложить в рассказ всю свою печаль, чтобы всякому стало ясно, каково это: впервые в жизни испытать это чувство. Все то, во что ты верил тогда, должно остаться с тобой навсегда. И тогда твой рассказ не будет предательством. Рассказ – это тоже поступок».
За стойкой бара Дэвид нашел бутылку виски «Haig» и недопитую бутылку перье и, захватив их, отправился на кухню к мадам. Он сообщил ей, что собирается в Канны и к ленчу не вернется. Она поворчала, что он пьет виски на пустой желудок, и тогда он спросил, есть ли у нее холодные закуски, чтобы он мог его наполнить. Она принесла холодного цыпленка, порезала его и выложила на тарелку. Потом приготовила салат с листьями эндивия. Дэвид сходил в бар, налил себе новую порцию виски, вернулся на кухню и уселся за стол.
– Сначала поешьте, а потом уже пейте, месье, – сказала мадам.
– Нормально, сойдет и так. На фронте мы причащались виски вместо вина.
– Удивительно, как вы там все не спились.
– Мы же не французы.
Они немного поспорили о причинах, по которым французский рабочий класс спивается – в том, что он спивается, оба были согласны; потом мадам поддразнила Дэвида, сказав, что обе его женщины его бросили. Он сказал, что они ему надоели. Мадам готова занять их место? «О нет, месье должен проявить себя настоящим мужчиной, чтобы возбудить страсть у южанки». «Ну что ж, в Каннах я как следует подкреплюсь и вернусь сюда сильным как лев, и тогда уж пусть южанки покажут себя в деле». Он поцеловал ее на правах привилегированного клиента, она, как настоящая женщина, храбро ответила на его поцелуй, и Дэвид отправился в свою комнату – мыться, бриться и переодеваться.
Душ и беседа с мадам изрядно взбодрили его. «Интересно, что бы она сказала, если бы знала, каковы наши отношения на самом деле, – подумал он. – После войны многое изменилось, и мадам с месье старались идти в ногу со временем. Наша троица для них – des gens très bien
[49]. Они готовы стерпеть все, лишь бы мы не буянили и исправно платили. Русские отсюда ушли, англичане обеднели, Германия в руинах. Возможно, только перемена традиций и может спасти жителей побережья. Здесь по-прежнему считают сумасшествием проводить лето на море. Так что мы в некотором смысле пионеры». Он посмотрел на себя в зеркало: одна щека была уже чисто выбрита. «Хоть ты и пионер, – сказал он себе, – но не до такой же степени, чтобы оставить небритой вторую сторону». Вид собственных волос серебристо-белого цвета вызвал у него омерзение.
За окном послышался гул мотора. «Бугатти» поднялся по склону холма, свернул на гравийную дорожку и встал.
В комнату вошла Кэтрин. Голова ее была повязана шарфом, глаза скрывали темные очки. Она сняла их и поцеловала Дэвида.
– Как ты сегодня? – спросил он, привлекая ее к себе.
– Неважно. Слишком жарко.
Она улыбнулась и прислонилась лбом к его плечу.
– Я рада, что наконец дома.
Кэтрин пошла принять холодный душ, а Дэвид сходил в бар, приготовил ей «Тома Коллинза» и принес в комнату. Она взяла холодный высокий бокал, сделала глоток и прижала бокал к своему гладкому темному животу. Потом коснулась им кончиков грудей, отчего они сразу напряглись, сделала еще глоток и снова прижала холодный бокал к животу.
– Замечательно, – сказала она.
Он поцеловал ее.
– О, я уже и забыла, как это приятно, – сказала Кэтрин. – Не вижу причин отказываться от этого удовольствия. А ты?
– Я тоже.
– Значит, не будем отказываться. Я не собираюсь отдавать тебя ей раньше времени. Это была глупая затея.
– Одевайся и пойдем, – сказал Дэвид.
– Нет. Я хочу развлечься с тобой, как в старые добрые времена.